– Тишка? – спросила его Дарья. – С чего на ночь глядя? Али не спится?

Тот сказал только:

– Поесть дашь ли чего?

– Да вон хлеб перед тобой да добрый кусок свиного окорока. Ешь коли охота.

Ничего не сказал Тишка и только схватил мяса кусок и зубами впился в него.

– Али голоден так? – усмехнулась Дарья. – Ныне барин хороший ужин для холопей задал. Али не насытился?

Тишка жевал.

– Всем вам много воли барин-то дал. Сытно живете.

Повариха продолжила работу. Она чистила рыбу. Холоп же насытился и ушел восвояси.

А на утро зашел на кухни конюх Иван.

– Нет ли чего похмелиться, Дарья? А то голова трещит.

– Что вам пусто было! Повалились. Одному жрать дай, иному выпить.

– Чего? Али уже был кто здесь до меня?

– Дак ночью Тишка заходил.

Иван опешил. Ведь схоронили Тишку два дня назад.

– Ты в своем уме, кума? – спросил конюх. – Какой Тишка?

– Знамо какой! – сказала толстуха. – Один Тишка у нас-то. Иного нет.

– Дак и я про то! Помер Тишка твой. Бобылем жил и помер бобылем!

– Чего? С чего это он помер? Али костью свиной подавился?

– Да кто его знает, отчего помер-то он? Дохтур чего-то проквакал, немчура поганая, да, поди, разбери чего. Вот два дни тому и схоронили его на кладбище за городскими воротами.

– Ты чего мелешь, старый? Кого схоронили? Да он ночью здеся был живой!

– Тишка?

– Тишка! Я говорю тебе!

Иван перекрестился и произнес:

– Спаси Христос!

– Ты чего это? – испугалась Дарья. – Али взаправду помер?

– Помер. Да Тишка тот в услужении был у старухи роду Кантакузенов.

– Дак молод Тишка-то для слуги старухи Кантакузен. Сколь ему лет-то? Он только народился на свет тогда.

– А про дядьку его Лукьяна-кузнеца позабыла?

– Чего Лукьян-то? – спросила Дарья.

– Знался он с нечистым. И через него старуха на Тишку навела проклятие.

– И чего?

– А того, что видать душу он свою запродал! Знаешь ли, что про Кантакузенов говорят?

– Свят, свят, – стала креститься стряпуха…

И, возможно, что все сочли бы стряпуху спятившей с ума, но дело на том не кончилось.

Через два дня снова Тишку на кухнях видели. На сей раз лакей барина Семен забрел туда ночью, дабы тайно вина испить из запасов барских. В полночь покойник явился в той же рубахе и снова попросил поесть.

Лакей наутро стал седым и с трудом ворочал языком. А через два дня после встречи с Тишкой помер. И поползи по Москве слухи о вурдалаке…

Какие-то люди вроде вскрыли могилу лакея и забили в его сердце осиновый кол. Так болтали. Хотя доподлинно про сие не знал никто. Просто в кабаках питухи обсуждали сие дело.

– То верно сделали, – говорил старик крестьянин. – Я был в молодые годы на Украине. И был среди казаков на Запорожье один казак по имени Иван с прозвищем Рваное ухо.

– И чего? – спросил его подвыпивший солдат-преображенец.

– А того, что тот казак и был вурдалаком!

– Брехня! – преображенец стукнул кулаком по столу.

– Да ты погоди! – успокоил солдата приказчик купеческий. – Пусть человек доскажет. Говори, старик.

– И тот казак был в плену в молодые годы. И ухо ему в Туретчине вурдалак порвал. И когда он помер, то сам стал вурдалаком. Я в те поры там неподалеку жил. И в селе Ракином некие запорожцы у вдовиц проживали на постое. И тот Иван Рваное ухо такоже. Но никто не знал, что сей Иван помер.

– Чего брешешь, старый? Как помер? – спросил преображенец.

– Говори толком, старче. Что значит, помер? – спросил приказчик.

– Дак горло надобно промочить. Поднеси водочки, милостивец.

– Дайте ему чарку!

Старик выпил поднесенную чарку водки и продолжил:

– Дак помер он, и погребли его на Запорожье. А он возьми и появись в Ракитном. Но там не знали, что сие есть мертвец, восставший из могилы.