Оглядываясь назад, я понимаю, что наша психика была просто переломана вдоль и поперёк. Мне повезло меньше, так как меня, ко всему прочему, ещё ненавидела и мать. Помню, как она избила меня за то, что – мне было шесть лет – я подошла к ней и попросила поиграть в куклы со мной, а она разговаривала по телефону с подругой. Она сказала, чтобы я подошла к ней через десять минут. Когда я подошла к ней спустя положенное время, она повесила трубку, сказала, что я её не уважаю, раз мешаю её разговору, и начала бить меня пылесосом. Вот такая вот история.

Она била меня за всё: за четвёрки, за облегающие шорты, которые мама сама же мне и подарила, за то, что я не убралась, за то, что я не заступилась за себя в школе, когда на меня напала девочка после игры в баскетбол, когда я не соглашалась с её мнением. В какой-то момент я даже смирилась. А потом что-то произошло. Не знаю, что именно надломило меня, но в какой-то момент я просто встала и сказала ей, что она не имеет права поднимать на меня руку. Думаю, тогда-то и начался период моего взросления. Мне было лет пятнадцать. После этого она меня не трогала. Моральные унижения продолжались, но даже там я начала защищать себя. И мне понравилось. Весь этот фасад холода и безразличия спасал меня. Ровно до событий в ЛА.

Там я вновь была обезоруженной, так как подпустила людей слишком близко и позволила себе быть обманутой. Мне потребовалось буквально два месяца, чтобы вернуть себе себя назад. Да, моментами я вновь валялась в кровати с чувством жалости к себе, но на утро всё забывалось. Поэтому в этот раз я бы не хотела, чтобы кто-то вновь забрался мне под кожу.

Мне двадцать шесть, я молода, красива и готова к приключениям. Родители сами разберутся, что у них и как. Я уже была готова к тому, что мать примет отца обратно. Но мне было всё равно. Я сосредоточилась на себе и своей жизни.

Завершив разговор с мамой, где мы решили, что покупка квартиры будет удачным вложением, я решила пойти в душ и привести себя немного в порядок. На вечер у меня не было особых планов, но я хотела провести его с пользой, намазаться всеми своими банками и скрабами и почитать. Именно в этот момент мне написал Ричард. Мы списывались с ним раз в пять дней. В основном он спрашивал, дома ли я и может ли он приехать на чай. По приезде он рассказывал о своей новой работе, о буднях с собакой и о том, что произошло с ним за эти дни. Я делала то же самое. Я не видела в нём какой-то корыстный интерес ко мне. Мы были друзьями, и меня это устраивало. Ричард был не в моём вкусе, а его прошлое меня настораживало. Люди ведь не меняются, так? Хотя немного измениться могут всё же. Но для меня Ричард всегда был тем самым парнем из ЛА, который пил, играл в горячо-холодно с Крис и устроил тот дурацкий пранк над Генри.

«Привет. Выходи через пятнадцать минут. Мы поедем пить чай», – Р.

Я перечитала сообщение ещё раз, чтобы убедиться в том, что я правильно его поняла.

Что за спешка и приказ?

«Привет. Я не могу. У меня грязная голова», – Л.

«Так помой её и высуши. Я уже спускаюсь к машине», – Р.

Мне совсем не понравилось его сообщение. Не люблю указания.

«Нет, Ричард. Она так быстро не высохнет. Да и вообще, у меня были другие планы на вечер», – Л.

«Да блин», – Р.

«Можем встретиться на выходных, если хочешь», – предложила я, чтобы он не подумал, что я его избегаю. Мало ли.

«Ладно», – Р.