– Язва! Что не так?
– В принципе выглядишь замечательно, но для экскурсии в такое место…
– Так я же не собираюсь кататься.
– Почему? За все же заплачено.
– За детей заплачено.
– И? Я думаю, тебе сделают поблажку, кто-то же должен быть им примером. Почему бы не воспользоваться возможностью? Неужто не хочется?
– Хочется, – отозвалась мама. – Конечно хочется, но за детьми постоянно смотреть надо. Кто, кроме меня, будет это делать?
– Мы, – спокойный ответ.
– Кто «мы»?
– Ты, да я, да мы с тобой. Я к двенадцати иду к Левину насчет экслибриса. Думаю, надолго он меня не задержит, мне сказали, что он из тех людей, которые знают, чего хотят. Поэтому после и прокатиться можно будет. Так что переодень туфли на кроссовки и сними пиджак. В остальном все приемлемо.
Девушка потушила окурок и поднялась с крыльца.
– Ну… хорошо.
Инна Александровна стянула пиджак и запустила им в Нику, но та ловко перехватила его в полете.
– Давай кроссовки, провокатор!
Ника зашла в дом, а вышла с парой черно-красной спортивной обуви в руках.
– Значит, в двенадцать? – переспросила мама, затягивая шнурки.
– Да. Часов в одиннадцать выйду, за час, думаю, доберусь.
– А что так долго? Пешком что ли?
– А как?
– Илья подбросить не может?
– Может, но я не хочу.
– Ну, как знаешь. Я убежала.
– До встречи!
Ярко-синий ковер был устлан обрывками белой и цветной бумаги. На них лежала Вероника в позе морской звезды, и щурилась: солнечный свет, струящийся из-за занавески, падал в аккурат в район глаз, но она не отворачивалась – лежала и разглядывала кусочек голубого неба, видневшийся в стеклянной вершине ее «пирамиды». Взяв в руку кулон-часы, она взглянула на время: до встречи оставалось еще целых два часа.
– Почему, когда чего-то ждешь, ты идешь так медленно, а когда нужна лишняя минутка – несешься, как шальное? – с неподдельной грустью в голосе обратилась она к немому циферблату. Потом с тяжелым вздохом поднялась, стряхнув с одежды клочки бумаги, и вышла из комнаты.
Чашка кофе, водные и косметические процедуры заняли меньше часа. После десятиминутного исследования шкафа на кровать полетели светло-серые джинсы-стрейч, такого же цвета жилетка и изумрудно-зеленая хлопковая рубашка с короткими рукавами. Вероника оделась, собрала с пола последствия своего творческого психоза и вышла на балкон.
Небо было чистым. Солнце светило ярко, отражаясь от гладких поверхностей, и слепя глаза. Теплый ветер трепал влажные, рыжие волосы, а деревянный пол нагрелся так, что ступни обжигало.
Немного понаслаждавшись, она вернулась в комнату. И только она закрыла створки, зазвонил телефон. Номер был незнакомым, но она ответила.
– Слушаю!
– Госпожа Верхоланцева, здравствуйте!
Грубую манеру общения трубно было не узнать, да и подобным образом ее называл только один человек с некоторых пор, но невидимый собеседник, все же, представился.
– Это Левин Анатолий Аркадьевич беспокоит.
– Я узнала вас, здравствуйте.
– Хорошо. Я, собственно, чего хотел… Если можете, подойдите на пол часа раньше.
Голос стих в ожидании ответа. Ника тоже молчала, раздумывая, утверждение это было или вопрос?
– Вы еще там? – вновь раздалось в трубке.
– Д-да, да, я подойду, – поспешила ответить Ника.
– Замечательно. Примеры своих работ можете не брать, все, что мне было нужно, я уже видел, так что не таскайте лишнего. Жду вас.
Инструкции были получены, и разговор завершился.
Хмыкнув, девушка воспользовалась быстрым набором. В трубке раздались протяжные гудки.
– Мхале? – послышалось сладкое, сонное бурчание по ту сторону трубки.
Девушка развеселилась и насмешливо прощебетала:
– Нет такого слова!