– Приди в себя хоть немного, Давид Юрьевич, – сочувственно, но в то же время с легкой долей укоризны заметил Константин. – На тебя не только я и рязанцы мои, но и муромцы смотрят. Я понимаю, что горе твое велико, но ты – князь. Об этом вспомни.
– Да какой я князь, – жалко улыбнулся тот. – Ежели сил хватит до монастыря[31] добрести, и на том спасибо. Теперь тебе здесь княжить, тебе суд вершить, тебе и думать, как перед людьми себя не осрамить. А мне ныне все едино. А напоследок дозволь, Константин Володимерович, мне останки сынов своих забрать. Ежели добро дашь, я бы хотел у себя в монастырском храме их захоронить. – Он осекся и, горько усмехнувшись, поправился: – У тебя в храме.
– Не мой он и не твой – божий, – строго поправил его Константин. – Иди, конечно.
И Давид побрел в сторону поля, на котором погибли в битве его сыновья.
Распорядившись отправить раненых в ладьях в Рязань и отрядив сотню ратников во главе с Пелеем в Муром, чтобы воздать последние почести погибшим сыновьям Давида Юрьевича и… принять город в управление после ухода князя в монастырь, Константин двинулся дальше, стремясь поскорее достичь Клязьмы и оказаться перед Владимиром.
Обуяша сила бесовская Константина, и побраша он все грады муромские под длань свою. Сынов же князя старого Давида Муромского заманиша к себе в Ижеславец и тамо умертвиша подло, а самого со стола низринувши.
Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 г.
Издание Российской академии наук. Рязань, 1817 г.
Что касается Муромского княжества, то, учитывая, что оно уже давно было союзным еще Всеволоду Большое Гнездо, а затем его сыну Юрию, Константин был абсолютно прав, применив против него превентивную меру.
Возможно, что она была чрезмерно жестока – убийство двух молодых князей и ссылка их престарелого отца в монастырь. Можно долго размышлять о том, оправдана ли такая суровость, тем паче коварство рязанского князя. Учитывая, что даже влюбленный в Константина Пимен молчит, ничего не сказав о происшедшем, можно сделать вывод, что и в этом случае летописец не нашел нужных слов, чтобы подыскать князю оправдание. Следовательно, можно довериться суздальскому Филарету, который пишет, что Константин под предлогом переговоров заманил Святослава и Ярослава к себе в Ижеславец, где и умертвил их.
Однако не нами сказано: «Не судите, да не судимы будете». Во всяком случае, я бы не стал отдавать свой голос ни в защиту Константина, ни за его безусловное осуждение, ибо не следует забывать и о тех суровых временах, в которые жил рязанский князь.
Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности, т. 2, стр. 166. Рязань, 1830 г.
Глава 7
Я тут всерьез и надолго
Мелочи тревожат нас больше всего: легче увернуться от слона, чем от мухи.
Генри Уиллер Шоу
Богата и красива стольная Рязань. Из всех городов, стоящих на Оке, нет ни одного краше нее. И как знать, если бы не зорил ее Всеволод Большое Гнездо, невольно ревнуя южных беспокойных соседей и подозревая их в тяге к славе и величию, то, может быть, она и вовсе стала бы первой в Восточной Руси. Кто может о том ведать доподлинно?
Стольному Владимиру тоже было чем похвастаться перед городами-соседями. Пусть и не столь полноводна Клязьма, как Ока, и не чувствовалось в граде той чинной, торжественной старины, ощущавшейся в Ростове Великом, и не веяло благостью от обилия монастырей, как близ Суздаля, но зато где еще на Руси можно встретить такое чудо, как Золотые ворота, через которые проходил в город путник, идущий с запада. Ох, как красиво расписана белокаменная триумфальная арка!