, когда сидящему в ту пору в Киеве князю Святославу удалось собрать воедино все княжеские дружины и у реки Ерелы начисто разбить почти всю его орду. Одних пленных половцев насчитывалось до семи тысяч. Попал в плен и сам хан Кобяк, и два его старших сына. Один из них так и умер в полоне, другой же благополучно воротился домой вместе с отцом. У обоих на груди сверкали золотые кресты – надеялись глупые князья, что утихомирят они степных волков.

Хотя и впрямь именно с тех пор Кобяк перестал самовольно хаживать на Русь. Конечно, не в золотом кресте тут дело было и не в вере христианской. Да и принял ее Кобяк для того, чтобы из плена отпустили, и все. Просто он воспринял разгром своей орды как последний упреждающий звонок судьбы и больше искушать ее не отважился. Да и с силами собраться нужно. Половчанки – бабы плодовитые, но дите только вынашивать девять месяцев нужно, а уж ждать, когда чумазые карапузы воинами станут, надо лет пятнадцать, не меньше.

Зато когда сами князья приглашали, Кобяк не отказывался – очень уж выгодно. Тут тебе и гривенок серебряных отсыплют, и город взятый пограбить можно. Окончательно же Кобяк убедился в правильности избранной им тактики, когда он по приглашению Рюрика Ростиславовича в лето шесть тысяч семьсот одиннадцатое[22] вместе с черниговскими князьями ходил брать Киев. Сам Рюрик на серебро был небогат, потому заранее оговорил – все, что в городе, ваше. Мудрый Кобяк тут же особое условие поставил. Мол, в городе с жителей много не взять – уж больно часто князья его брали за последнее время, а вот в домах, где христианские волхвы своему богу кланяются, есть чем поживиться. Если ты, князь, мне и их отдашь, тогда я согласен, а коли нет – ищи кого другого. Помялся Рюрик, вздохнул, перекрестился и… отдал.

Ох и славная была добыча! С одного начисто разграбленного Софийского собора золотой и серебряной утвари столько взяли, что она еле-еле поместилась на двух десятках лошадей. А ведь помимо того еще и Десятинная церковь была, и прочие. Ну и монастыри тоже. В них, конечно, укромных мест в достатке, есть где ценности спрятать, да так что несколько дней искать придется, но если главному волхву пятки поджарить – сам все отдаст. Опять же живой полон. После дележа Кобяку одних монахинь на продажу не меньше сотни досталось. Про люд простой и вовсе говорить нечего – не сосчитать.

То был последний поход хана Кобяка и первый – его сына Данилы Кобяковича. А дальше так и пошло. Спустя три года вместе с тем же Рюриком совсем юный Данило ходил Галич зорить, позже – уже с черниговским Всеволодом Чермным – Киев у Рюрика отбирал… Словом, скучать не приходилось, и без добычи молодой хан не оставался. Не раз он и рязанским князьям подсоблял, даже сестру свою выдал за Константина, князя ожского.

За пятнадцать лет таких походов Данило Кобякович научился виртуозно торговаться с русскими князьями, зная, когда надавить – заплатит и никуда не денется, когда ослабить нажим, но взамен потребовать город на разграбление. Но вот ныне весь этот опыт Даниле не годился, ибо тем, с чем он приехал к Юрию Кончаковичу, ему раньше никогда заниматься не доводилось. Предстояло не в набег на Русь идти, но другого хана от набега отговаривать. Да еще какого хана – на сегодняшний день орда Кончаковича, пожалуй, самая многочисленная во всей степи. С таким затевать свару – себе дороже, а значит, предстояло договориться миром, по-соседски.

До этого они друг дружке не мешали – люди Кончаковича пасли свои многочисленные табуны в среднем течении Дона, у Кобяковича стойбища в Лукоморье