Сквозь шум дождя и буйство ветра послышался клаксон автомобиля.

– Ну, мне пора, – засобирался гость. Накинул на плечи пиджак, прощаясь, пожал руку хозяина, открыл дверь, шагнул за порог, сбежал по ступенькам и бегом бросился по садовой дорожке к калитке. Бегущий силуэт растворился в дожде и мраке.

Хозяин вернулся на свое место, сел, наполнил стакан, залпом опорожнил его, закурил и задумался. Мысли убежали в прошлое. В Испанию.

Золото! Золото! Все случилось так быстро. Родригес вспоминал: «Да-а, я-то думал, что на той «золотой ситуации» Иван Силин намерен провернуть сложную оперативную комбинацию. Для начала подкинуть ворюге – казначею Маркесу спасательный круг в виде дачи ложных показаний на Гранда и на этой компре завербовать самого Маркеса. Затем замять дело с «показаниями Маркеса» и этаким «благодетелем» прибрать к рукам и Гранда, и заодно поставить себе в заслугу и конфискацию крупной партии золота и валюты, собранной для передачи мятежникам. Словом, убить одним выстрелом трех зайцев. С Маркесом, видимо, так все и вышло. А вот Гранда и случайных свидетелей – Пушкарева и Бурова – Иван решил принести в жертву Золотому Тельцу. Да-а. Золото! Золото!» Хозяин вновь наполнил стакан, изрядно отхлебнул и снова провалился в воспоминания. Испания! Перед глазами возник запертый изнутри на ключ кабинет, плотно зашторенные окна, стол с россыпью золотых украшений с номерными бирками, слабый свет керосиновой лампы и загадочный и гипнотически притягивающий блеск драгоценных камней и золота. Рука потянулась и выбрала из россыпи перстень, почему-то привлекший внимание, другая рука подняла со стола и поднесла к лицу листки описи. «Так, так! Номер двадцать один – перстень белого металла с квадратной печаткой с желтым камнем и черным крестом». Принадлежал семье дель Борхо, то есть семье Гранда. А ведь он – Гранд – после задержания Маркеса мог просто изъять семейные ценности и изменить опись. Мог! Но не сделал ничего! Что это? Кристальная честность или юношеская глупость?» И вслед за этой мыслью перед глазами на фоне полыхающего пламени возникли, словно проявляясь на фотопленке, лица Гранда, Пушкарева и Бурова.

Новый могучий удар грома прервал воспоминания и вернул в действительность. Хозяин дома встал, нетвердой походкой подошел к навесному шкафу, чуть отклонил его от стены и извлек из углубления в задней деревянной стенке небольшой предмет – перстень с квадратной печаткой с желтым камнем и черным крестом – вернулся к столу, сел и положил перстень на столешницу. Перед глазами и почему-то в огне снова промелькнули лица Гранда, Пушкарева и Бурова. Хозяин дачи потряс головой, отгоняя видение.

«Воспоминания, воспоминания. Эк меня торкнуло, даже перстень достал. Хороша, хороша горилка».

Хренов-Родригес впал в хорошо знакомое ему состояние, когда общение с Бахусом выводит сознание и подсознание на ступень, где порожденные и подстегиваемые парами алкоголя образы громоздятся в воображении вне всякого порядка и логики. Разные мысли хаотично лезут в голову сразу со всех сторон, иногда облачаясь самым издевательским образом в беспощадно уничижительные, а иногда и стихотворно – философские грубоватые формы. Вроде: «Что есть мои воспоминанья? По большей части кровь и прах, и с ними их проклятый спутник – грызущий сердце крысий страх». Хренов отхлебнул из стакана, прикрыл глаза и вновь мысленно перенесся в Испанию в свой кабинет в комендатуре города Картахены.

Стол, настольный календарь и дата – 13 августа 1938 года. Этот день Хренов – Родригес запомнил на всю жизнь. А было так.