– Отваливай!

В коридоре эта малолетняя фашистка сказала моей маме о контрольной по алгебре, что-то там прогундела об ответственности, опять чихнула и, попрощавшись, хлопнула входной дверью.

– Неужели свалила? – крикнул я, не веря своему счастью.

– Слав, – мама зашла в комнату, придвинув стул, на котором сидела Петрищева к компьютерному столу. – Что за выражения, откуда ты их нахватался. Не свалила, а ушла. Спасибо скажи Танюшке – заботится о тебе, домашнее задание приносит. Другая бы по телефону позвонила, а Таня лично заходит. Ответственная она.

– Она навязчивая подхалимка! – парировал я. – По-твоему, она по доброте душевной ко мне заявилась? Ага, жди. Шестерит Танька, а домашку принесла, чтобы классухе угодить.

– Кому? – не поняла мама.

– Классухе нашей.

Минут пять пришлось слушать лекцию на темы: «Говорим и пишем правильно» и «Избавляемся от словесного мусора». В итоге, чтобы поскорее остаться в комнате одному, я сослался на усталость и отвернулся к стенке.

– Поспи, во сне организм лучше с болезнью борется.

– Ага, – наиграно зевнул я. – Посплю. Хочу иметь сильную иммунную систему, как у Петрищевой.

Как все-таки много несправедливости, рассуждал я, лежа с закрытыми глазами. Я болею ангиной, хожу с перевязанным горлом, пью лекарства, то есть, получается, я уже несчастный человек. Тогда зачем меня пытаются сделать ещё несчастнее, принося ежедневно домашнее задание? Я на больничном. Имею полное право ничего не делать!

…Проболел я ещё ровно две недели. Контрольная по алгебре, как и коварная ангина, осталась в прошлом, чему я был несказанно рад и даже начал скучать по школе. Завтра понедельник, первым уроком у нас по всем законам подлости алгебра, но меня вряд ли вызовут – как-никак я после болезни, математичка должна быть снисходительна.

Ночью не спалось, я ворочался на кровати, переворачивался с боку на бок, представляя в каком гнусном настроении приду в школу. На алгебре точно буду спать, и опять Галина Егоровна скажет какую-нибудь колкость, напомнит про оценки и, усмехнувшись, добавит, что кому-то придется остаться на второй год. Любимая фразочка, чуть что не по ней – останешься на второй год. А когда она это скажет, на её круглом лице появится злорадная улыбка, точно такая же улыбка будет замечена на губах Таньки. Петрищева всегда действует в унисон с учителями.

Да нет, успокаивал я сам себя, перевернувшись на спину, до конца года время ещё есть, я успею исправить свои тройки, поднапрягусь к концу четверти, посижу за учебником.

Внезапно на потолке и стене я увидел отблеск света. Обычно такое происходит, когда во двор приезжает машина с включенными фарами. От света фар на потолке и стенах появляются отблески и хитросплетения теней отбрасываемых высокими березами и тополями, растущими под самыми окнами.

Вставать с кровати не следовало, но я зачем-то встал, сунул ноги в тапки, нехотя подошел к окну. Машины внизу не было, я обернулся, на стене отражался свет. Странно, откуда он появился? Я поднял глаза, и у меня от удивления отвисла челюсть. Над нашей школой, её видно из окна моей комнаты, появилось яркое сияние, оранжево-желтого цвета.

Сначала мне показалось, горит школа, но счастье длилось недолго – загорится она, как же! – приглядевшись, я понял, горят мусорные контейнеры у дома напротив. Они находились как раз за вторым школьным корпусом, в котором у нас спортивный и актовый залы, столовая и кабинеты труда.

У окна я простоял минуты три, и внезапно мне сделалось не по себе. Появился страх, он возник из ниоткуда, медленно, но решительно окружая меня со всех сторон. Наконец, он взял меня в кольцо, и я буквально физически почувствовал его липкое прикосновение. Страх начал сжимать мне горло, я согнулся, закашлял, вспомнил день рождения Лизки, маленькую комнату, включенный компьютер, зеркало и… Женщину из зазеркалья.