– Самое отвратное, что я видел её у школы.

– Слав, – Кирилл погладил прокосолапившего в комнату Рона и быстро посмотрел на меня. – На дне рождении Лизки тебе ведь могло померещиться.

– Нет. Я на самом деле видел лицо женщины, и она тянула ко мне руку.

– Стопудово?

– Да.

– Сомнительно. Но даже если ты каким-то образом и увидел в зеркале бабу, это могло произойти из-за нервного перенапряжения или усталости. От недосыпа, в конце концов.

– Брось, Кирюх. Какой недосып? А когда она подошла к школе, а я смотрел на неё из окна, здесь тоже всему виной недосып?

– Тогда ты обознался.

– Исключено.

– Почему же исключено?

– Это была она!

– Хорошо, пусть так. Не заводись.

– Я не завожусь.

Рон несколько раз гавкнул, а Лилька после долгого молчания сказала:

– Остается надеяться, что тебя все-таки хотят предупредить, а не погубить.

– Лиль…

– Капец! – Кирюха понес к виску указательный палец. – Застрелиться можно.

– Иди, застрелись, – парировала Лиля.

– Только после тебя.

– Дурак!

– На себя посмотри.

– Лиль, Кирюх, заключите перемирие.

В комнате повисла тяжелая пауза.

Глава четвертая

Ночная слежка

С того дня я начал с опаской относиться к зеркалам. Смотрел в них нехотя и лишь по необходимости. Утром, когда умывался и чистил зубы, прежде чем взглянуть в зеркало, долго собирался духом, мешкал, боясь перевести взгляд и оказаться свидетелем очередного загадочного действа, объяснить которое я был не в состоянии.

Помимо прочего меня упорно преследовало нехорошее предчувствие: где бы я ни находился, куда бы ни пошел – везде мерещилась женщина в плаще. Дома я часто видел незнакомку из окна своей комнаты, в школе пару раз столкнулся с ней в коридоре, на улице она вообще была повсюду. Причем я осознавал, что видел её не наяву; мои нервы были настолько взвинчены, а психика расшатана, что в таинственную женщину из зазеркалья мог превратиться любой человек, встретившийся мне на пути.

Я боялся её увидеть, оттого и «видел» постоянно. Так не могло продолжаться бесконечно, рано или поздно – когда натянутые нервы лопнут от напряжения – я сойду с ума.

Кирюха и Лилька успокаивали меня как могли. И даже сегодня в школе, когда я, увидев в коридоре нашу географичку с журналом в руках, заявил, что это тетка из зазеркалья, Лилька отвела меня к окну и попросила сделать несколько глубоких вдохов.

– Не истерии, Славка, делай вдох и резкий выдох.

– Я видел…

– Показалось.

– Видел.

– Это Татьяна Анатольевна.

Я глубоко дышал, и у меня никак не получалось взять себя в руки.

– Татьяна Анатольевна, – повторила Лиля.

– У меня глюки.

– Скорее, видения на нервной почве.

– У здорового человека не бывает видений. – Я сам себя не узнавал. Куда подевался мой пофигизм, вечный оптимизм, бесшабашность и бравада. Я сдулся, как старый воздушный шарик, превратившись в неврастеника, вздрагивающего от каждого скрипа, говоря откровенно, я сам себе сделался противен.

И ещё эти бесконечные сквозняки, преследующие меня по пятам, здорово давили на мозги. Куда бы я ни пошел, я постоянно ощущал сквозняки, меня знобило, я кожей чувствовал, что где-то поблизости находится невидимый источник холода.

Ночами не спалось, одолевала бессонница, одолевали шаги, которые практически каждую ночь я слышал на лестничной площадке. Рон на них не реагировал, и от этого мне делалось намного хуже. Ведь получается, если собака остается спокойной, то на самом деле ничего необычного не происходит. И в действительности нет никаких шагов, их никто не слышит… кроме меня. Опять проблема во мне. Так жить нельзя. Где-то должен быть выход, но где? Где?!

Один раз в дверь позвонили – было без двадцати три ночи. Рон насторожился, зарычал, но с кровати соскочил нехотя. Я же выскочил из комнаты как ошпаренный. Звонок повторился. Я стоял, ни жив, ни мертв. Какое постыдное ощущение: потерять над собой контроль от обыкновенного звонка. Раньше я первый подскочил бы к двери, прильнул к глазку, совершенно не задумываясь, кто и зачем мог пожаловать к нам посреди ночи. А теперь боюсь двинуться с места, смотрю на Рона, усевшегося возле двери и жду последствий.