– Жалкий смертный, как посмел ты переступить этот порог? Прочь отсюда, не то древние стены содрогнутся от вида медленной смерти, что настигнет тебя!

Выразительная декламация пропала зря: «жалкий смертный» не бросился наутек. Более того, на лице его появилось разочарование.

– А разве не в стихах?.. – огорченно спросил он.

– Чего-чего-о?.. – От неожиданности в голосе косматого чудовища зазвучали вполне человеческие нотки.

– Говорят, ты изъясняешься стихами, как в старых пьесах. Люблю старые пьесы! Ничего, сосед, не огорчайся, все равно спасибо на добром слове. Это насчет медленной смерти. Согласен, спешка тут ни к чему.

По медвежьей шкуре прошла рябь, она начала расплываться, терять очертания. На том месте, где грозила клыками страшная пасть, начали проступать черты лица, немолодого, с вислыми длинными усами и глубоким шрамом через правую щеку.

– Это кто ж в моей башне такой смелый завелся? – недобро прищурилось лицо.

– Вот это правильно! Не мешает познакомиться, раз под одной крышей жить будем. Я прозываюсь Шенги, иначе – Совиная Лапа. – Человек, переложив факел в левую руку, гордо продемонстрировал лапу, покрытую сухой черной кожей. – А тебя как прикажешь величать?

Увлекшийся созерцанием лапы призрак не сразу понял, что к нему обратились с вопросом. А когда понял, угрюмо отозвался:

– Смертный, ты недостоин знать мое имя.

– Да? Ну, как знаешь. Но называть тебя как-то надо, верно? Рассказывали мне про твою судьбу, очень, очень печально! Вот что, будешь теперь ты у меня Бедняжкой!

Неистовый рев всколыхнул воздух, яростной волной ушел под невидимый во мраке свод и, отразившись о каменный потолок, рухнул вниз. Перед человеком на уровне глаз из стены выросла уродливая голова, покрытая чешуей, украшенная кроваво-красным глазом и изогнутыми рогами.

Шенги отшатнулся, выставив между собой и чудовищем факел, но тут же опомнился и расхохотался:

– Здорово! Вылитая Железнорогая Черепаха! А других Подгорных Тварей изображать умеешь?.. Слушай, у меня к тебе просьба будет. Я надумал взять ученика. Можно здорово устроить: я ему рассказываю о разных тварях, а ты их показываешь, а, Бедняжка?

– Не смей называть меня Бедняжкой! – проскрежетала пасть.

– Извини, но ты же отказался назвать свое имя!

Голова чудовища вновь сменилась вислоусой физиономией, на которой теперь было озадаченное выражение.

– У меня имени сроду не было, – угрюмо сообщил наконец призрак. – Я из Отребья. В десятке меня называли Старый Вояка.

– Хорошо, – покладисто согласился Шенги, – и я так буду.

– Тебе не придется со мной разговаривать! Тебе и жить здесь не придется! Проклятые гурлианцы! Ненавижу!

– Потому и рабочим моим пакостил? – попенял ему Шенги. – А знаешь, сколько их хозяин за твои штучки с меня слупил? Да и то сказать, каково работягам приходилось – берешь ведерко с белилами, а из него кровь капать начинает! – Охотник представил себе эту картину и, не удержавшись, расхохотался.

Смущенный и раздосадованный его смехом, призрак начал быстро таять.

– Погоди! – окликнул его Совиная Лапа. – Ты куда? Мне еще столько спросить... Эй! Старый Вояка!

Ответом было молчание. Пожав плечами, Шенги вернулся к очагу и начал устраивать себе на полу временное ложе.

Он ожидал, что до рассвета над ним будут раздаваться стоны, вопли и проклятия. Однако ночь была тиха, ничто не нарушило сон владельца Грайанской башни.

У ночи свои чары, у рассвета – свои. Солнце хлынуло в распахнутое окно, превратив зал из мрачного и таинственного в скучный, неуютный и нежилой. Голые плиты пола, серый войлок по стенам, стылая зола в очаге...