Эта его новоявленная женушка слова доброго не стоила во всех смыслах сразу. Высока, худа, на лицо неказиста, да вдобавок еще из острога! Девица оказалась воровкой пойманной во второй раз. По обычаю, за второе такое преступление полагалось отрубить ей правую руку. Но опять же по обычаю, можно было ее помиловать, если кто в жены возьмет, вот Шуш и взял. Зачем он это сделал, чем таким в ней прельстился, так никто и не понял.

Прожили они года два, когда молодая забеременела, наконец. Если бы она родила, то родители его, весьма не жаловавшие сноху, но очень желающие понянчить внуков, смирились бы, но не родила. Чем она вытравила плод, как сумела исхитриться сделать все молчком и тишком в доме, где полно людей, так и осталось ее тайной, но сделала. Шуш, обнаруживший столь существенную недостачу, поднял на жену руку, первый раз поднял. Как правило, деревенские бабы довольно спокойно относятся к побоям своих мужей, дело это обычное и повсеместное, поплачут, покричат да и успокоятся до следующего раза, но эта баба оказалась не такой.

Женушка Шуша кричать и плакать не стала, и прощения у мужа не попросила, молча поднялась, утерла кровь с лица да и кинулась на него дикой кошкой с ножом в руке. Ее еле оттащили, увидели располосованное горло молодого хозяина, сразу послали за знахаркой, а преступница в это время в поднявшейся суматохе убежала, больше ее никто и никогда не видел.

Шуш выжил, но из родного дома вскоре ушел, а потом и та девица-красавица, что была некогда за него просватана, вдруг повесилась на собственных косах. В народе слушок прошел, что именно она изготовила зелье для ненавистной соперницы, чтобы плод вытравить. Такая вот душераздирающая история произошла некогда в скромной и тихой Саклеевке.

– Узнала я тебя, Шуш. Ты живешь здесь, в пещере? Мы с дочерью были тут в прошлом году, тебя не видели, или спрятался от нас?

– Нечего мне прятаться, не было меня здесь. Я недавно поселился, там где раньше жил, в землянке, плохо стало, какая-то жуть наползает, даже зверье все ее боится, ушло куда-то.

– Белесая такая, на туман похожа?

– Она самая, проклятая.

– А дочь твоя маленькая успешно с ней сегодня сражалась, прямо колдунья она, – похвалила Нани, цепко глядя, как отзовется, признает ли вслух ребенка?

– Ну, так-то говорить не надо, люди злы, сама знаешь, – и он покрепче прижал к себе дочурку, признал, стало быть.

– Саклеевку твою стражники сожгли, знаешь?

– Увидел, да поздно. Хотел кого-нито спасти, да не спас, вот кошку только одну. – Возле его ног терлась большая, серая кошка с полосатой спинкой, одно ухо у нее и часть мордочки были сильно обожжены, сразу видно, в самом пекле побывала.

В этот момент из пещеры вылетела птица и села на плечо Шушу. Углядела в его руках ребенка, заверещала тонко, затопталась недовольно, заревновала что ли? Нани разглядывала птаху во все глаза. На летучую мышь был похож этот представитель пернатых, но мышью он не был. На этих летучих тварей Нани в детстве насмотрела досыта. Ее старшая сестра Розалия, которую дома звали Рози, любила играть на чердаке замка и брала туда младшую сестренку, вот там их было много, этих мышей и больших и совсем маленьких. Она даже научилась их не бояться, хотя сестра пугала ее страшилками про то, как эти зверьки присосавшись к человеку, выпивают из него всю кровь, что на самом деле полная чушь.

У летучих мышей и мордочка другая и крылья кожистые, а у этой вполне птичьи, поросшие перьями. Но у нее не клюв, вернее, не совсем клюв, какое-то его подобие имеется, но есть нижняя губа и зубы видны во рту, маленькие и острые. Нечто среднее между зверьком и птицей. Должно быть из запретного леса прилетел, там каких только диковинок нет.