Стать мужчиной? Эфа была уверена, что в мужском обличье она поймет эту песню. Не так, как понимают, а правильнее сказать – принимают непонятные стихи или чуждую музыку. Она поймет эту песню, как давно знакомую.
Да. Может быть.
Но становиться мужчиной Разящая не собиралась. Она не любила вспоминать. К тому же мужчина был слаб. Даже когда у него появлялась мысль запереть Эфу в глубине своего разума, Разящая легко брала верх.
Поздно.
Поздно. Ничего не вернуть. И не нужно ничего возвращать. Нельзя.
– Ну и хватит с вас орочьих песен, – Йорик протянул лютню Эссору. – Твоя очередь.
Эльф поморщился. Лютню взял и положил на траву рядом. Так и сидели все. Молча. В лагере кипела предотбойная жизнь. Там шумели голоса. Стучали топоры. Где-то звенели посудой. А здесь тихо было.
– Плохая песня, – изрек наконец Стаф. Кентавр лежал, изящно подогнув под себя ноги и расслабленно сутулясь человеческим торсом. – Но хорошая. Как после нее петь?
– Откуда она у тебя? – хмуро поинтересовался Ивир. – Из дома?
– Может быть, – Йорик пожал плечами. – Какая разница?
Разница была, и он это знал. И все знали. Йорик никогда раньше не пел песен «из дома». Другие – да. Пели. Вспоминали. И песни, такие разные, были все-таки похожи. Разные миры, но время – одно. С разбросом в несколько десятков, может быть, в сотню лет.
Только Рашид…
Когда перевертыш появился на полигоне, у него было с собой оружие, не знакомое никому на Острове. Йорик, тогда еще десятник, да и десятник-то лишь потенциальный, безошибочно опознал в небольшой изящно выгнутой вещице легкое плазменное ружье. Оформленное непривычно, но все-таки знакомо. Просто есть вещи, которые в любых мирах делаются более-менее похожими. Потому что рассчитаны на людей.
Йорик, помнится, люто Рашиду позавидовал.
Впрочем, аккумуляторы в ружье сели довольно быстро, а подзаряжаться на Острове отказались. Ох и злился тогда новоявленный рядовой отряда Сорхе. Ему противна была сама мысль о холодном оружии.
Легенда молча поднялась и пошла к лагерю. Тут же следом за ней направился Линнар. Ивир проводил эльфийку взглядом, но скорее машинально. Без особого интереса. И Йорик порадовался равнодушию валатта. Может быть, он поторопился с мрачными прогнозами касательно драки?
«Ну, ты-то свое, положим, уже получил, – напомнил он себе, – и получил отнюдь не за эльфийку…»
– Спой, Эссор, – попросил он, доставая трубку. – А то мы тут от мыслей о высоком скукожимся.
– Мне что непонятно, – Исхар развязал свой кисет, протянул Йорику, а сам принялся набивать трубку табаком сотника, – вроде песня-то такая… ну… – орк пошевелил когтистыми пальцами.
– Безнадежная, – подсказал Ивир.
– Да. И злая. А драться хочется.
– Да тебе всегда драться хочется, – хмыкнул Гоблин. К музыке он был полностью равнодушен, но обожал посидеть и потаращиться на слушателей.
– Она не безнадежная, – спокойно произнесла Эфа.
Эфа?
Йорик глянул на шефанго с откровенным любопытством.
– Она – наоборот. – Низкий голос звучал завораживающе-лениво. – А драться хочется, потому что нужно что-то делать.
– Прям про нас. – Исхар затянулся. Замолчал. И снова повисла тишина. И снова тишину нарушила Эфа:
– Не о вас эта песня. Вы сидите и ждете, пока вам разрешат что-то сделать. Ну или пока нападут эти… Вы нападение отбиваете и снова сидите. Думаете, пророчество исполнится?