Пока она изучала меню, Данила рассматривал ее. Лет двадцать пять-двадцать шесть. Хорошо владеет собой, манеры изысканно-отточены. Такая никогда не выйдет за очерченные границы. Знает во всем меру. Потому что эта мера отточена временем и умением все и всегда держать под контролем и прежде всего себя. Волосы слишком светлые, похоже – крашеные.

Позвав официанта и сделав заказ, она посмотрела на Данилу.

– Вас мне рекомендовали. – Она назвала имя, и он кивнул.

– Да. Мы с ним были знакомы. – О большем он решил не распространяться. Таковы были правила игры. И он, и его собеседница об этом знали. Имя было как пароль, опознавательный знак. Но не более того. Все остальное – являлось зоной умолчания.

– Вы в курсе, что вам предстоит?

Тот качнул головой:

– Нет.

– Вам не обрисовали в общих чертах?

– Сказали, что все расскажете вы сами…

– Ясно. Я думала, что хотя бы в общих чертах…

Ему показалось, что она даже слегка сердится. Если только такая великолепная машина могла испытывать или демонстрировать какие-то эмоции.

Им принесли кофе.

– Вы знаете этого человека?

Она достала из сумки фотографию и протянула ее Даниле.

Он прищурился.

На снимке был изображен человек, которого, без сомнения, знали многие. Из тех, кого называют «олигархами».

– Да.

– Отлично. – Она снова улыбнулась. – А вот этого мужчину?

Данила посмотрел внимательно. Молодой человек, которому, скорее, нет еще и тридцати. Симпатичный. Такие обычно нравятся девушкам и женщинам всех возрастов. Обаяшка. Лапуля. Худощавый, с застенчивой улыбкой… Чем-то он напоминал молодого Роберта Кеннеди, брата президента.

– Это Филипп Рогов, помощник и специалист по деликатным вопросам у Коростылева. Вам нужно будет установить за ним плотное наблюдение… Просканировать все: передвижения, связи, контакты, даже разовые коммуникации.

Она замолчала. Принесли еду. Женщина заказала себе пасту с артишоками, шампиньонами и нежным сливочным сыром.

– Это все?

– Пока – да… дальше будет видно, исходя из ситуации. Пока задача – такая… Надеюсь, что я объяснила понятно.

– Понял. Лимит времени есть?

Ее глаза – холодные и одновременно яркие, остановились на нем. С минуту-другую она смотрела на него немигающим взглядом.

– Конечно, чем скорее – тем лучше.

– Это общеизвестно, – пытался пошутить он. – В России говорят: надо было сделать еще вчера.

– Как говорят в России, я знаю, – оборвала она его.

– Вы из Прибалтики? – спросил он наугад.

– Это заметно? – Она усмехнулась краешками губ.

– Скорее – интуиция. И акцент. У меня была… – Он чуть было не сказал – любовница из Эстонии. Но закончил другими словами: – Подруга из Таллина.

– Вы угадали. – Она кивнула головой. – Но ведь это к делу не относится?

– Не относится, – согласился он. – Если вышел за рамки…

– Не вышли… Но пытались…

– Простите. Не хотел, но так получилось.

Она улыбнулась:

– Все в норме.

– Задание понял.

– Боюсь, вы не совсем поняли его уровень сложности.

– Отчего же! Все прекрасно прокачал… Наперед. Задачка и вправду не из легких… Отрицать не стану. Но раз согласился, то сделаю все от меня зависящее, – Данила помолчал, а потом добавил: – И даже сверх того.

Она на минуту отложила вилку с ножом. Взгляд ярко-голубых глаз устремился на него.

– Сколько?

Он назвал сумму. Она кивнула…

– Вам в скором времени эти деньги переведут.

Данила спокойно посмотрел на свою собеседницу.

– Хорошо. Договорились. Если что – возникнут какие-то вопросы или проблемы, – я могу обратиться к вам?

– Конечно. В любое время. Даже не сомневайтесь.

Оставшись один (его визави или, на сленге, «коммутатор» ушла, не назвав своего имени. И это тоже было частью определенных правил), он подумал, насколько резко Милан отличается от всех других итальянских городов. Как будто есть Италия – и Милан. Хотя, конечно, он лукавит. Любой итальянский город неповторим, у каждого есть свое лицо, особая атмосфера. Существуют, правда, маленькие местечки, которые очаровательно похожи друг на друга, но более крупные города имеют свою ауру, которую ни с чем не спутаешь. Он, как ни странно, не любил Венецию. Она казалась ему слишком искусственно-театральной. Но свое мнение он чаще всего держал про себя. Его бы просто не поняли. Потому что любовь к Венеции давно стала неким расхожим штампом, от которого отречься было почти невозможно. Венецией было принято восторгаться, говорить о ней с придыханием, упоминать при этом Бродского, кинофестиваль, площадь Сан-Марко, гондолы и всемирно известных художников Ренессанса. Кто не поддерживает этот тренд, тот дикарь, аутсайдер культурной жизни. В Венеции он не любил прежде всего запах подгнивших водорослей и влагу, буквально проникавшую под кожу, из-за чего складывалось впечатление, что ты находишься внутри роскошного бассейна, который все же хочется покинуть и вдохнуть полной грудью свежий воздух – более сухой и легкий.