– Но, видишь ли, милая, политика сводит меня с ума, – доверительно продолжила Альберта и принялась хозяйничать вокруг своих пожитков. Она проверяла, все ли платья были сложены, и не забыли ли её купальные костюмы. – Я не хочу больше ничего о ней слушать!
– Вы про восстание графа Эльсинга? – хмыкнула Валь. На многочисленных собраниях благородного общества леди всегда занимали отдельное от мужчин помещение, но иногда до них долетали обрывки жарких споров по поводу опасности войны.
– Конечно, именно! Я сама из Эльсингов, ты же знаешь. И на любом приёме я неизбежно слушаю одно и то же. «Как вы думаете, ваша светлость, а вот ваш троюродный племянник, он действительно демон? Почему у него нет верных дворян, но есть армия? Почему он смеет посягать на святость короны его величества Адальга? Что скрывается за теми уловками, которыми он прячет своё лицо? Наконец, сколько детей он ест на обед?». Что мне, скажите на милость, им отвечать? Я уже собиралась замуж, когда этот «демон» только родился, и мне сто лет в обед не было до него дела!
– Правда ли, что ваши священники-ианиты считают, что его внешность – это результат измены его матери со Схолием? – полюбопытствовала Валь. – Моя няня, Софи, была его кормилицей. Она рассказывала, что глава семейства Эльсингов упал в обморок, когда увидел графа во младенчестве – тот был похож на косматого упырёнка. Ох, – и она невольно прикрыла рот рукой. Ей не хотелось думать, что она сплетничает, особенно с Альбертой. Но Глен никогда не делился новостями, и в повседневной жизни иногда не хватало чего-нибудь эдакого. Особенно если речь шла о заморских диковинках. Отвратительных, но таких притягательных.
– Не стесняйся, милочка. Меня тошнит от приличий, – подбодрила её Альберта. – Да, говорят, он редкостное чучело, к тому же ещё беспринципное и самоуверенное. Кто-то даже прозвал его нечестивым графом. И поэтому он так обиделся, что нашу дочь взял в жёны король, а не он. Да, ему была обещана правящая дочь Видира – так ведь у вас называется та, с рукой и сердцем которой передастся власть над островом? Но мы передумали! И любой бы передумал, увидев, как они с Адальгом любят друг друга. И мы предлагали ему деньги! Не могу себе представить Эльсинга, который отказался бы от такой суммы. С тех пор, как у нас сгорело родовое имение, всех разнесло по миру. Он мог бы построить себе усадьбу, а вместо этого треплет нам нервы. Не считается даже с тем, что мы с ним родственники. Я решительно раздражена и уезжаю на юг, в Ририю. У меня каждый день головные боли от этих слухов!
– Но если вы боитесь войны, почему не останетесь здесь? Змеиный Зуб – неприступная крепость, и никакой враг не мог взять её – ни боем, ни обманом. Да и к тому же изнеженным чужакам здесь ловить совершенно нечего.
– Да какая война! Упаси Боже! Это восстание бессмысленно и обречено с самого начала, оно лишь портит Эльсингам репутацию. Но если боевые корабли выйдут в море, здесь могут начаться перебои с поставками. А я без своих нюхательных смесей буду нервная. Нет, я совершенно утомлена даже самой мыслью об этом конфликте. Я уеду и заберу Эпонею с собой из столицы. Уверена, король с удовольствием даст на это добро. Девочке вредно даже думать о том, что весь этот цирк разыгрался из-за неё. Она может начать полагать, что должна была выйти за графа, а он наверняка будет этим пользоваться. Ха! Демон! До демона ему далековато, обычный прохвост!
Она сняла с сундука блестящий расшитый платок и накинула его на плечи. Валь едва скрывала снисхождение, с которым наблюдала за её эмоциями. Альберта никогда не трудилась держать себя в узде. Кто-то мог считать это особым сортом женского очарования, но лично её всегда сбивало с толку, ведь она должна была уважать старших, а не думать: «Ты так сильно машешь руками, что вот-вот взлетишь».