Ростовщик внезапно замер, на место ярости пришла холодная злость. Она была видна в его глазах, в выражении лица. Но священник продолжал:

– А что касается тебя, Фелим Джойс, стыдись! Ты не из моей паствы, но я поговорю с твоим священником. Сегодня Господь избавил тебя от ужасной смерти, и ты осмеливаешься бросать Ему вызов страстью и гневом? Конечно, у тебя есть причины гневаться, точнее – соблазн для гнева, но ты должен научиться благодарить за испытания, а не проклинать Бога за них. Он знает, как направить тебя и других, и, возможно, со временем ты вспомнишь этот день и благословишь Его мудрость, и тогда тебе будет стыдно за свой гнев. Отпустите этих двоих – пусть они идут своей дорогой, надеюсь, они хотя бы передо мной не станут устраивать свару.

Священника послушались. Джойс низко склонил голову – никогда прежде я не видел такого воплощенного горя. Он медленно развернулся, прислонился к стене, спрятав лицо в ладонях и тихо заплакал. Мердок издал странный звериный звук, затем осмотрелся вокруг и произнес:

– Ну что же, дело сделано, а теперь мне пора домой.

– Подыщи кого, чтобы загладить отметину на физиономии, – бросил Дан.

Мердок обернулся и яростно глянул на него, а потом прошипел:

– Кое-кому придется многое загладить. Хорошенько запомни это! Я никогда не отступаю и не дам слабину, и мой черед для удара еще придет. Вы все еще пожалеете! Если я змея на горе, опасайтесь змей.

А тому, кто поднял на меня руку, придется заплатить за это. – И с этими словами он развернулся и пошел к двери.

– А ну-ка постой! – воскликнул священник. – Мертаг Мердок, я тебе вот что скажу: это слово – предупреждение. Сегодня ты ведешь себя, как Ахав по отношению к Навуфею Изреелитянину, так опасайся его судьбы! Ты забрал добро своего соседа – ты воспользовался властью, в которой нет милосердия, ты поставил закон на службу насилия. Запомни мои слова! Давно сказано, что каким судом человек судит, таким и сам он будет судим. Господь справедлив. Нельзя насмехаться над Богом. Что посеешь, то и пожнешь. Сегодня ты посеял ветер – будь готов пожать бурю! Господь видел грех Ахава Самаритянина, и Он видит грехи всех людей – так Он и твои грехи не оставит без внимания и возложит грехи твои на тебя. Ты не просто забрал чужую землю, ты сделал нечто худшее. Не забывай историю о винограднике Навуфея и о печальной кончине несправедливого человека. Не отвечай мне! Иди и раскайся, если можешь, попытайся найти печаль и милость по отношению к другим – если не желаешь навлечь на себя несчастья. Иначе проклятье обрушится на тебя!

Без единого слова Мердок открыл дверь и вышел вон, а затем мы услышали стук копыт его лошади по каменистой дороге, уводящей его к Шлинанаэру.

И только когда стало ясно, что ростовщик уехал, поток жалости и сочувствия обрушился на Джойса. Ирландская натура эмоциональна, и мне не доводилось еще видеть столь искреннего и сильного проявления чувств… Глаза многих были полны слез, все были глубоко тронуты несчастьем ближнего. Казалось, меньше всех взволнован сам бедняга Джойс. Он словно ушел в себя, отвага и гордость помогали ему устоять на ногах. Однако постепенно он поддавался на теплые пожелания друзей и, наконец, сказал в ответ на предложение оказать ему помощь:

– Да, если позволите. Лучшее не ехать сейчас домой к моей бедной Норе, не огорчать ее сейчас. Несчастная! Ей и без того нелегко приходится.

Ему помогли снять сырой плащ, нашлись те, кто взялся забинтовать его поврежденную руку. Священник имел некоторые представления о хирургии и на основании их сделал вывод, что перелом простой, без смещения кости. Он примотал к руке крепкую щепу в качестве временной меры, и все сошлись во мнении, что Джойсу в любом случае надо переждать грозу, прежде чем возвращаться домой. Энди пообещал отвезти его на повозке, так как хорошо знал дорогу – она частично совпадала с нашим путем в Карнаклиф, надо было всего лишь сделать небольшой крюк; мы можем также завернуть к доктору, который правильно позаботится о сломанной руке Джойса.