, индусов и прочих негров с китайцами, разумеется, сие не касается, а вот мигрантов-гринго[5] из толпы уже с хорошей вероятностью могу выделить и я… Одеты в легкие просторные костюмы курортно-белых тонов, и десять против одного, что под пиджаком у каждого прячется не только ствол, но и броник. Класса этак первого-второго по отечественным нормам, обычный предмет парадно-выходного прикида для шкафчиков из «вип-секьюрити». Ствол-то оно ладно, на Базе каждый орденский сотрудник «на службе» обязан носить армейскую униформу и как часть таковой табельный пистолет – вот иные его и «носят», хотя не спорю, есть и умеющие вполне профессионально с таким обращаться; сам я, увы, до профи не дотягиваю ни со служебным, ни с личным стволом. А вот в бронежилетах я пока что наблюдал только патрульных на выездах, и то не всякий раз.

– Вам назначено? – интересуется правый шкафчик, когда я изъявляю желание войти в охраняемую дверь.

– На два тридцать, – отвечаю.

Что в здешних сутках тридцать часов с небольшим хвостиком, это я умом вроде как понимаю; а вот привыкнуть ко всем следствиям данного факта, в частности, что семнадцать тридцать – это не полшестого вечера, как в Старом Свете, а полтретьего, самый разгар дня… такое удалось далеко не сразу. До сих пор случаются конфузы.

– Тогда ваш Ай-Ди, пожалуйста.

Пожимаю плечами, передаю пластиковую карточку. Взгляд на нее, на меня – сканера для считывания штрихкода у охранников нет, а без него только фото с мордой и сверишь, ну еще пропечатанное имя со списком «дозволенных персон», – затем документ возвращают, и голос подает уже левый шкафчик.

– Сдайте оружие, будьте любезны.

– Это почему еще? – интересуюсь я. – Согласно правилам внутреннего распорядка Базы, табельные пистолеты мы обязаны все время иметь при себе.

В ответ получаю вежливо-резиновую улыбку.

– А мы, согласно правилам НАШЕГО внутреннего распорядка, обязаны не допускать вооруженных персон на встречу с охраняемым субъектом. – Левый шкафчик отодвигается и кивает на стул, на котором уже лежат две кобуры. – Не от личного неуважения, мистер.

Что ж, видимо, охраняемая шишка званием действительно повыше донны Кризи, а в столкновении двух уставов прав тот, у кого на погонах звездочек больше, и это всяко не я. Снимаю с ремня кобуру – пытался во время оно уломать начальство выдать мне классическую «правительственную модель» имени Джона Мозеса Браунинга, но служебный регламент победил и пришлось смириться с обычной «эм-девять». Так-то ничего против «беретты» не имею, нормальный пистолет, просто «кольт» в руке ощущается лучше и приятнее… Ладно, в личной коллекции у меня один такой имеется, как бы хватит.

Положив кобуру рядом с остальными, шкафчик подчеркнуто нейтральным тоном замечает:

– Из кармана тоже, пожалуйста.

О, теперь верю, телохранители настоящие; а то бравые хлопцы из Охранной службы и их коллеги-патрульные, набранные Орденом главным образом из армейских частей и с армейским же распорядком деятельности, в восьми случаях из десяти в упор не замечали в кармане револьвер «последнего шанса». Аккуратно извлекаю «леди таурус», каковая тоже остается на стуле, после чего шкафчики наконец допускают меня в охраняемое помещение.

Справа за столом сидят двое в такой же, как у меня, песчаной повседневке: эсбэшник Шеп Рейли – профессионально незаметный, из особых примет разве что дурная привычка грызть карандаш, – и полноватый товарищ в поляроидных шестиугольных очках, морда лица смутно знакомая, виделись то ли в здешнем ресторанчике, то ли на пляже, то ли просто в коридоре. Слева – двое в светлых в тонкую полоску костюмах от какого-нибудь Армани: лощеный хлыщ лет тридцати с хвостиком, поперек лба размашистой клинописью начертано «личный секретарь», и явно тот самый особо охраняемый субъект из больших боссов – блекло-седой, костистый, во взгляде гуляет непривычная в местных тропиках вьюга. Несмотря на усилия лучших врачей, личных тренеров-диетологов и опытных визажистов видно, что дедушке хорошо за семьдесят.