Совьон сбросила очередные кусочки коры и, поболтав пальцами в чане, перехватила нож. Задумчиво потерла нос тыльной стороной ладони.

– Сама-то как думаешь?

Жангал замялась.

– Ты бажу-хоре, – предположила она неожиданно твердым голосом, – кольдунь'я.

В ответ Совьон только пожала плечами:

– Может быть, и колдунья.

– Кашекер – ша-ман-ка – говориль, я тож-жэ могу быть бажу-хоре. – Жангал произносила слова осторожно, мягко, но в пасленовых глазах тлели угольки.

Совьон посерьезнела. Села прямо и пристально посмотрела в лицо рабыне.

– Что ж, – протянула она, – лучше бы тебе не быть бажу-хоре.

– Жамьян-даг…

– Брось, – перебила Совьон, – я знаю, к чему ты клонишь. Нет, я не стану обучать тебя тому, что знаю.

Тень легла на лицо Жангал, и Совьон поняла, что не ошиблась.

– Я знаю, для чего тебе это, – сказала она, с плеском бросая кору в чан. – Только, поверь мне, убить человека топором или мечом намного проще и безопаснее, чем наложить на него чары. Даже девице, которая и оружия в руках никогда не держала.

Жангал подняла на нее тяжелый взгляд – глаза мгновенно припухли и покраснели, в уголках накипела слеза.

– Ты нэ пон'имаэшь.

– О нет. – Совьон скривилась и отвернулась. – Понимаю.

Она и сама была бы не прочь уничтожить Дагрима, но колдовство всегда имело цену. И чем больше жаждешь, тем выше цена – таков закон. Если ввяжешься в паутину небесных прях и окажешься недостаточно умел, то запутаешься, задохнешься. Недавно чары Совьон, пусть и не по ее воле, погубили Тойву, предводителя черногородского отряда. Как знать, не взамен ли этого темная сила потребовала себе целый караван?

Хочешь вырвать нить из паутины прях – будь достаточно ловок и осторожен, чтобы не задеть другие. Совьон не собиралась убивать Тойву, проклятие вышло по случайности, и… Она старалась не думать об этом, понимая, что правды ей все равно никто не скажет, была ли она виновна или нет, – остается лишь гадать и мучиться.

– Я тоже была в неволе. Но свободу мне подарило это, – она приподняла нож, – а не заклинания.

Верно, своему первому обидчику Совьон проткнула горло, пока тот спал, но были и другие, его соратники. Поизмывавшись над ней в отместку, они вознамерились ее утопить: затолкали в холщовый мешок, набили его камнями и сволокли в реку.

Признали бы в невольнице ведьму, так не преминули бы ее сжечь. Но они ошиблись, выбрав ей смерть на воде, и Совьон взяла с них плату – когда выбралась в волчий час из черной реки.

Ярость недоученной вёльхи обрушила на них беду – да и не только на них. В тот раз в Совьон пробудилась чудовищная мощь. Юную ведьму не успели научить чарам подобной величины, и Совьон не совладала с поднявшейся волной ненависти и разрушения. Эта волна смела не только виноватых, но и безвинных. Погубила в окрестностях всех зверей и птиц, уничтожила рыбу в реках, жуков в траве. Сделала землю бесплодной, а место – проклятым, не позволило уцелеть ни доброму мужу, ни матери семейства, ни старику, ни ребенку. Прошло много лет, но после того случая Совьон не позволяла черному сердцу взять верх над холодным разумом смертной.

Как она может обречь кого-то нести эту ношу до конца своих дней? Кейриик Хайре никогда не спрашивала ее желания. Она лепила из юной Совьон всесильную вёльху – жертвовать одним, чтобы получить другое, желаемое, становилось так же привычно, как и дышать. Договариваться с самой судьбой, ходить по краю мироздания, видеть и знать то, что больше никто не видит и не знает, и стараться не сойти с ума – нет, Совьон давно от этого отреклась. Она была бы рада забыть и больше никогда не иметь дела с потусторонним миром, но разве тут забудешь?..