Жар бросился в лицо. Всего больше Ирге, пойманной на непотребстве, хотелось выскочить вон и никогда-никогда боле не возвращаться. Но она сделала над собой усилие и медленно подняла взгляд. Облизала пересохшие со страху губы и с вызовом спросила:

– А тебе жалко, что ли? Ну поглядела. Чать не убудет.

Колдун опешил.

– О как, – сказал он. – О как. Люблю норовистых девок! Ты, стало быть, за словом в карман не полезешь?

Он повернулся к ней, и Ирга едва поборола желание попятиться к стенке да мышкой спрятаться под лавкой. Она задрала нос, радуясь, что не видно, как дрожат колени.

– А чего за ним лезть? Оно всегда на языке вертится.

Он не спешил, давая дурёхе время опомниться и сбежать. Даже больше, нарочно растягивал каждое движение, упиваясь своей властью. Тонкие губы колдуна искривила полная яда усмешка.

– Да?

Он не шагнул, а словно проплыл к ней по воздуху. Завёл руку за спину и провёл ею по мокрой рубахе – вдоль хребта, сверху вниз, до самого пояса. От одного этого касания Иргу сковало страшное чувство, страшнее которого она не испытывала никогда – она захотела, чтобы колдун сделал так снова. А Змеелов приподнял тонкими пальцами её подбородок и прильнул губами к губам.

Мир вокруг закружился. Стало дурно и сладко, хотелось кричать и бежать прочь, а после возвращаться и снова бежать, но ноги отнялись… А потом всё прекратилось. Змеелов отстранился, словно ничего и не случилось. Словно не он украл первый поцелуй яровчанского перестарка. А после облизался и издевательски протянул:

– Никак дурно тебе, девица? Вся дрожишь. Настойки бы тебе, чтобы согреться. Клюквенной.

«Понял! Всё он понял, проклятый колдун! От меня несёт той же настойкой, что от Костыля!»

Хотелось плакать, да от слёз ничего путного не бывает, то девка давно усвоила. Она процедила:

– Думал, я пред тобой робеть стану? Выискался, тоже.

Змеелов пости что улыбнулся, но моргнул – и едва дрогнувшие уголки тонких губ снова выпрямились. Он задумчиво протянул:

– Попадись ты мне годков десять назад, иначе бы говорили. Теперь-то уже что… – и враз посерьёзнел, как и не было ничего. – Значит слушай. Змеевицы вечно голодны и вечно охотятся.

– Как звери?

– Звери убивают из нужды. Эти же твари, – он запнулся и произнёс неуверенно: – Им нравится. Так я думаю. – На миг колдун погрузился в свои мысли, но очнулся и продолжил. – Могут прикинуться человеком. Иной раз заглядишься, как красивы! – Он играючи провёл по медным волосам Ирги, и та поспешила откинуть их за спину. А Змеелов продолжил: – Но это всё ложь. Они жаждут одной только крови.

Ирга облизала губы.

– Если могут прикинуться… Как понять, что пред тобой человек, а не…

– Зелье у меня есть. Одно, чтобы выдать следы змеевицы, – он указал на пятна зелени на груди покойника. – Ещё одно, чтобы заставить её перекинуться. Человек от него околеет враз, а вот гадина… Ей яды не страшны. Но, пока не обернётся, точно не узнаешь, кто есть кто.

– А когда обернётся… Как выглядит?

Колдун осклабился. Он приблизился к покойнику, двумя пальцами раскрыл тому глаз.

– Погляди сама. Ну?

– Ты ополоумел никак! Мёртвому? В глаза?! Чтобы он меня с собой утащил?!

Змеелов поморщился.

– Уж скольким я покойникам в глаза смотрел… У некоторых из них тогда даже сердце билось.

– Ну так ты нечисть боле, чем человек!

Змеелов равнодушно пожал плечами.

– Ну так ты тоже.

Ирга вспыхнула.

– Что сказал?! – Очертила перед собой в воздухе защитный символ. – Вот тебе, погань! Будешь знать!

Колдун только любопытно склонил голову на бок.

– А самой-то как? Не жжётся?

– Нет… А…

– А должно. Сама догадаешься или подсказать? Ни в жись не поверю, что никто не заметил!