И уж тем для разговоров внутри железного колесного гроба хватало. От цен на все дорожавшее и дорожавшее мясо до обсуждения качества чернил для комендатуры и суда. От сплетен о новой любовнице мистера Корригана, владевшего несколькими мельницами на юге до богословских споров о настоящих причинах Бойни. Да, так оно и было.

– Командор? – Моррис явно не решался переходить на «просто Марк», но и «святым отцом» звать того не хотел. – Так, а место, куда мы должны попасть… что оно из себя представляет?

Судя по шелесту и еле слышимому шороху с хрустом, Моррис сворачивал одну из своих трех самокруток на «дорогу». Дуайт бросил курить табак и Моррис, уважавший его в меру сил, старался курить не более трех самокруток на день пути. Внутри броневика. Правда и самокрутки оказывались немаленькими, да и начинял он их чем-то очень и очень крепким.

– Сеть из нескольких бункеров и связующих ходов. Довольно большие помещения с хитрой системой коридоров, офисов, подсобных помещений и самих лабораторий с испытательными стендами и залами.

Марк достал один из своих револьверов. Ершики, масленка и полоска ткани появились на свет вслед за оружием.

– Там опасно. И страшно. Мои братья, побывавшие в лаборатории, вернулись потрясенными. Но комплекс был нужен, вернее, его тайны. Разгадай их… кто знает, что получится.

Дуайт покачал головой. Когда командоры чего-то опасаются или о чем-то переживают, так жди большой беды. Нервы у святых отцов отличались завидной крепостью, не боясь самых серьезных потрясений.

– А в чем опасность? – Моррис чиркнул спичкой, прикуривая. Зашипела, разлетаясь бенгальским огнем, фосфорная головка. Сладковато и тяжело запахло табаком. Латакию сюда, в Анклав, везли из Вирджинии, стоил этот табачный сорт немало, пусть и не пользовался особой популярностью. А вот Моррис его порой весьма любил.

Густой и пряный аромат восточной мешки тек внутри «кугуара». Но никто не возмущался. Дорога, она и есть дорога. Комфортно должно быть всем. Пусть, конечно, и в меру. За это Моррис любил и остановки, добавляя к трем самокрутками обычные перекуры сигаретами.

«Кугуар» катил по остаткам автострады. Шоссе номер…, порванная артерия погибшей от гнева Господня страны. Ветер мел перекати-поле, песок, пыль, мириады остатков жуков, муравьев, термитов и прочей братии. Ветер хлестал по бортам броневика, желая попасть внутрь.

Небо привычно хмурилось. Скручивало само себя в выцветшие желтые спирали, стараясь плюнуть вниз чем-то ядовитым. Старая и знакомая картина, буря, очередной маленький и огромный катаклизм. В Форте наверняка закрывают жалюзи, затягивают запоры герметизации, готовят маски с баллонами. И зря. Земля Дьявола любила обманывать. Дразнила и пугала надвигающейся бедой, темнела аспидными полосами и потом уходила к пустыне.

Да так поступала не только природа. Что там говорить, если его Изабель делала от него же тайны? Скрывала какие-то дела с Церковью, молчала и ничего не рассказывала?

Дуайт почесал зудящую моко. С женщинами всегда так. Ты думаешь – все, забыл. Но не тут-то было. Старая любовь она, что и говорить, неожиданна и коварна, прямо как… как… Дуайт не смог придумать – как что именно коварна старая любовь.

Броневик вовсю мчался вперед. Серая пыль, смешиваясь с серым песком, тянулась шлейфом. Хрустела под наполовину вытертыми покрышками, жадно тянулась в щели машины. Порой начинала похрустывать уже на зубах пассажиров.

Мерно гудел двигатель, защищенный кроме металла и дополнительным полимерным кожухом. Тихо и едва слышно сопел не дождавшийся ответа и разом уснувший Моррис. Щелкал четками командор. Сжавшись калачиком, читала что-то Мойра. Дуайт довольно кивнул. Ехать почти двое суток, не меньше. За это время успеется и переговорить обо всем, и надоесть друг другу, и страстно желать выбраться за надежные, крепкие и добрые борта. А пока можно и помолчать.