Через несколько дней Реджинальд предстал в «Звёздной палате» перед трибуналом, возглавляемым самим королём. Огромный мрачный зал под потолком, окрашенным в синий цвет с золотыми звёздами на нём, производил удручающее впечатление сам по себе. А тут ещё и лица королевских судей выражали самое непреклонное желание наказать виновника скандала. Генрих был недоволен, и верные слуги изо всех сил стремились угодить ему. Поэтому суд был недолгим и излишне строгим. Юного Реджинальда приговорили к смерти путём отсечения головы. А его владения переходили к короне. И тут он не сдержался. Долго скрываемая в душе ненависть к этому человеку прорвалась наружу, заглушив голос осторожности и здравого смысла.

– Ты можешь казнить меня, король-убийца, – громко сказал молодой граф, выпрямившись во весь свой немалый рост и гордо подняв голову, – тебе это не впервой. Там, в Босуорте, ты прятался за спинами своих подданных, трус, и одолел благородного короля Ричарда только коварным предательством. Ты убил и моего отца, а лучше его не было человека на земле. Я ненавижу тебя, и хочу, чтобы ты знал это.

Слова молодого графа отчётливо звучали в притихшем зале – присутствующие замерли в ужасе, ожидая королевского гнева. Генрих стал бледен до синевы, но ответ его прозвучал обманчиво спокойно.

– Ты успеешь пожалеть о своих словах, щенок, когда топор палача опустится на твою шею, – скривив побелевшие губы, произнёс король. – А до того времени сможешь много раз раскаяться, пока будешь ожидать казни в мрачной камере Тауэра.

И Генрих велел увести осуждённого. А казнь назначил на день, до которого было ещё почти полтора месяца. Он хотел, чтобы оскорбивший его дворянин, мальчишка, которого он сделал рыцарем, помучился в своей мрачной камере. Пусть дойдёт до того, чтобы просить о помиловании, которого он, конечно же, ему не даст.

А в замке Бэкхем настали чёрные дни. Графиня Луиза стала похожа на тень от горя. Она пыталась добиться свидания с сыном, но ей не позволили. Тогда, спрятав гордость, несчастная женщина пошла на поклон к королеве. Она просила только одного – дать ей возможность ещё раз увидеть своего дорогого мальчика и прижать его к сердцу. Элизабет сумела убедить коронованного супруга, что это послужит более глубокому раскаянию преступника. И короткое свидание было разрешено.

Когда графиня Луиза спустилась вслед за сторожем в тёмную камеру с единственным маленьким окошком где-то под потолком, она была настолько потрясена видом сына, что едва удержалась на ногах. Реджинальд похудел, был бледен, лицо его заросло густой щетиной. Но дух его не был сломлен. Он нежно обнял мать, прижавшуюся к его груди, и велел ей быть стойкой в их общем горе.

– Так уж случилось, матушка, – прошептал он ей в волосы, – я не мог поступить иначе, простите меня. Я всегда ненавидел этого человека, убившего моего отца. Простите. И не вздумайте просить для меня помилования. Вы же понимаете, что его не будет. А я не хочу, чтобы вы унижались перед этим бессердечным монархом. Я готов принять смерть, раз уж так случилось. Зато я отомстил за сестру.

Они постояли несколько минут молча, отдаваясь счастью близости друг к другу. Потом Реджинальд снова заговорил.

– Я хочу, чтобы вы знали, что я всегда любил вас, матушка, и сейчас горячо люблю, – голос его охрип. – И я умру с вашим именем на устах. Передайте мою любовь Сесилии и поцелуйте за меня руку бабушки, когда увидите её. А теперь идите, родная моя. Идите к свету и теплу. И помните меня.

Графиня, заливаясь слезами, покинула камеру заключённого – сторож как раз оповестил её, что свидание окончено. С тех пор она никогда уже не улыбалась и до конца дней глаза её были наполнены неизбывной болью.