– Спасибо твоему кобелю! Однако, не будь у Карарбаха опыта, он не помог бы ему. – И неожиданно добавила: – Отдай нам Загрю, бери наших собак. На собак менять не хочешь – бери трех самых сильных учагов. Соглашайся, больше никто не даст.

– Без Загри, Лангара, нам не найти пропавших людей. А вот если бы Карарбах пошел с нами на Ямбуй – даю слово, отдам вам Загрю без обмана, даром. Вот и ты подумай.

Старуха молчит, но, вдруг приглушив в себе соблазн, энергично протестует:

– Нет, не пойдет! Говорю, у нас и без того беда за бедой. И ты не тащи свою тропу на Ямбуй, лучше мимо ходи, все равно не обманешь Харги. Пойдем с нами, угощать будем жирным мясом, будем пить чай крепкий. Разве есть что лучше на земле? А на Ямбуй пойдешь – сам пропадешь, и люди пропадут. Подумай, где лучше? Послушайся сейчас, потом поздно будет…

– Спасибо, Лангара, но у нас нет другой тропы. Нам надо как можно скорее добраться к Ямбую.

Пожелав всем спокойной ночи, я направляюсь к своему пологу. Из-за холма до слуха доносится песня. Она растекается радостью по тайге, по холмам, уходит сквозь туман к болотам, будит утро. Это Сетыя, подруга Инги, поет младенцу о жизни в родных лесах, о безграничных просторах тайги, о счастье человеческом на земле.

Под пологом темно. Забираюсь в спальный мешок. Сегодня я устал, как никогда. Устал не от дневного перехода, а от всего пережитого за этот необыкновенно долгий день. Уже засыпая, я вижу сквозь ситцевую стенку полога, как Лангара разбинтовывает голову Карарбаха, аккуратно скатывает бинт, кладет его в карман и начинает посыпать золою раны на его голове. Хочу крикнуть, но сил уже нет оторваться от сна.

Удивительно приятно уходить в сон уставшим…

Как долго я спал – не помню. Проснулся, почувствовав на себе чье-то горячее дыхание. Это Загря. У него иногда появляется желание полежать рядом со мною. Он находит меня среди спящих и непременно подберется под бок, положит морду близко к моему лицу и дышит, дышит, пока не разбудит.

Я обнимаю Загрю, подтаскиваю его ближе к себе. В голове воскресает рассказ Карарбаха, и как-то, цепляясь одно за другое, вспомнилась необычная собачья биография, полная приключений.

Воспитывала Загрю злая, властная эвенкийская лайка по кличке Нурка.

Мы тогда работали в Олекминской тайге. Штаб экспедиции находился в поселке Нагорный, на Алданском тракте. Как-то утром, проснувшись, я услышал на крыльце своей квартиры подозрительный шорох. Хотел выйти, но дверь неожиданно открылась, и в нее спиной стал пролезать человек, одетый в оленью доху. Он с силой втащил в комнату дрожащую от страха собаку.

– Глупая, не идет. Думает, я ей хочу хуже сделать… – сказал он, прикрывая дверь.

Незнакомец вскинул на меня черные пытливые глаза. Затем бросил на пол конец ремня, на котором втащил собаку, расстегнул на груди дошку, отошел в угол и, не раздеваясь, сел на пол, подложив под себя полы дохи.

– Садитесь на стул, – предложил я, стараясь скрыть свое недоумение.

– Так привычнее. Старики говорят: у хорошего человека и возле чума тепло, а у худого и у костра не согреешься… Мы из Омахты, что на Учуре. Знаешь? Учиться в Ленинград еду. На половине дороги моя собака Нурка догнала меня. Вернуться бы надо, отвезти ее домой, да ушел далеко от стойбища. Семье не прожить без нее. С кем жена охотиться будет, мясо, пушнину добывать? Хотел по пути оставить собаку у деда рыбака на Гонаме, она потом сама бы убежала в Омахту. Пришел в зимовье, а рыбак уже кочевал к прадедам. Вот и привел собаку сюда, в поселок Нагорный, и думаю: куда ее девать? С собою в машину не велят брать, да и зачем ей Ленинград, пропадет она там без тайги, без зверя. Прогнать хотел – не уходит, бросить в поселке – сердцу больно. Люди болтают, будто у тебя есть хорошие собаки, возьми и Нурку, будь человеком, за нее добром поминать будешь Тиманчика из Омахты. Денег не надо, только слово дай – обижать ее не будешь!