От полного саморазрушения ее спас Рыжий. Его угрюмые посулы относительно своего общества оказались не такими уж и страшными. Хелит очень быстро уверилась, что более молчаливого и погруженного в себя мужчины она никогда раньше не встречала. По большому счету, Мэй не нуждался ни в компании, ни в собеседниках. Но ему срочно требовался живой свидетель реальности собственного существования. Своего рода зеркало, заглянув в которое, он мог сказать себе: «Я есть!» Таким свидетелем и стала для него Хелит. Она была допущена в святая святых – в огромный княжий кабинет, похожий одновременно на книжный склад, оружейную комнату и архив. Рыжий разрешил ей брать и читать любую книгу, разворачивать любой свиток из тех, что хранились в ящиках громоздких резных шкафов. В отличие от Гвифина, который, точно дракон над кучей злата, чах над своей чародейской библиотекой и пресекал любые попытки Хелит приблизиться к ней хоть на шаг. Чокнутый колдун, что с него возьмешь! Мэй посмеялся над чудачествами ведуна, но посоветовал явить великодушие и не обижаться.

– Тебе мало моего кабинета? – спросил он.

– В твоем хранилище нет никакого порядка. Все книги стоят вперемешку.

– Почему? – удивился Рыжий. – Толстые стоят рядом с толстыми, а тоненькие на одной полке с тонкими. Тяжелые внизу, а легкие наверху.

– А разве не проще рассортировать по темам? Чтобы исторические хроники – отдельно, стихи – отдельно, а учетные книги лучше попрятать в сундуки.

Мэй удивленно приподнял левую бровь, оценив по достоинству дельное предложение.

– Ну так сделай, как считаешь нужным. Ты у нас ученая – тебе и порядок наводить.

– Ученая?! – растерялась Хелит. – Гвифин сказал?

– Сам вижу, – хмыкнул князь и вернулся к своим депешам.

А Хелит принялась за новую работу с неожиданным для себя энтузиазмом, категорически отказавшись от помощников из числа прислуги. По крайней мере, ее дни теперь были заполнены делом, требующим внимания и сосредоточенности, чтобы поменьше думать о собственном духовном увечье. Пока Мэй был в отъезде, она упорядочила бумажный хаос до состояния близкого к идеальному, добравшись наконец до учетных книг.


Рыжий осторожно заглянул в приоткрытую дверь и застыл на месте. Князь не знал, что и сказать, когда увидел свой преобразившийся кабинет, подивившись упорству девушки. Он все стоял и стоял в дверях, любуясь аккуратными табличками, приклеенными к каждому ящичку и на все полки. Пусть только теперь Хельх или Дайнар посмеют бросить свиток где попало!

Хелит его не замечала, полностью погруженная в какие-то сложные расчеты, вооружившись вощеной дощечкой, абаком и стилом. И, судя по глубокой морщинке, которая залегла у нее между бровями, полученный результат ее совсем не радовал.

– Доброго тебе утра! – сказал Мэй, входя в кабинет.

Девушка приветливо улыбнулась, но выйти из-за хозяйского стола не торопилась. Мэй заглянул в ее работу и удивился еще сильнее:

– Если бы мне кто сказал, то ни за что бы не поверил, что молодую девицу может заинтересовать такая проза, как учет урожая.

– Тебя дурит управляющий, – заявила Хелит глазом не моргнув.

Мэй открыл рот и тут же его закрыл, не зная, что ответить.

– Это довольно серьезное обвинение, леди Хелит, – сообщил он.

– Я могу доказать обман.

– Вот как?

Ему ничего иного не оставалось, как расположиться в кресле напротив. Есть Мэю уже не хотелось.

– Излагай, – приказал он.

Как владетель обширных земель, он обязан был следить за правильностью сбора налогов в королевскую казну. Приграничье платило не так уж и много, в сравнении с фианни Исконного Тир-Луниэна, исполняя свой долг перед короной иным путем – защищая рубежи королевства. И все же хозяйства облагались небольшими податями. Те, кто просто растил урожай, платили натурой, и даже не обычную десятину, а всего лишь двадцатую часть. Такое послабление привлекало новых поселенцев, искавших в Приграничье больших, чем везде, вольностей. А вот с перепродажи товара нужно было платить налог деньгами. Королевские мытари строго за этим порядком следили и наказывали ослушника плетьми. Мэю, разумеется, никакие плети не грозили, но опозориться перед Короной он все же не хотел.