Много их, детдомовских, Черномор на базу привозит.

У Саши в жизни было две проблемы – ей было четырнадцать, и она была девочкой. Пока Васька рядом, ее не задирают. И смотрят сальными глазами, и в углу зажать могут, и слова похабные говорят, но дальше дело не идет. Знают, что Васька за сестру любого искалечит. Вроде тихий, спокойный подросток, а боятся его парни. Есть в нем что-то опасное. Посмотрит глазами ледяными и любой обидчик шарахается. В драке Васька страшен. Правил для него нет – и лежачего бьет, и ниже пояса, и укусит. Дважды его били всей толпой. Второй раз увезли на скорой – а с ним еще пятерых мальчишек. Кого с переломами, кого с оторванным ухом, кого с пробитой головой. После этого Ваську не трогали – себе дороже.

Саша всегда держалась рядом с братом, так что многие ее считали мальчиком. Короткая стрижка, одежда брата, исцарапанные руки. Воспитатели сначала пытались их разделить, но быстро махнули рукой. Они только спали в разных комнатах, Саша – с девочками, Василий – с мальчиками. Девочки Сашу не любили, но и не обижали. Почему так, Саша и сама не понимала. Все новенькие проходили процедуру «вливания в коллектив», но в Сашину сторону никто не посмотрел. У нее не пропадали вещи, ей не выливали воду в постель и не портили тетрадки. Ее просто не замечали.

А еще Саша всегда знала, что она не совсем человек. С детства родители мягко объясняли ей, что люди бывают разные. Но «Не таких» люди не любят, и лучше свои особенности скрывать. В Василии было немало от оборотницы-матери. Мать могла оборачиваться лисицей, но Васе способности передались частично, он только и умел зубами щелкать ловко, да обоняние у него было намного лучше обычных людей. У Сашки же было очень острое зрение и любое рукоделие в руках спорилось.

Тяжко пришлось домашним деткам в детдоме. Много плакала Саша ночами, все не могла поверить, что мамы с папой больше нет.

Папа был большим, светловолосым, с огромными уютными руками. Мама же напротив, маленькая, рыжеволосая и вся в веснушках. Васька в маму пошел, а Саша – папина дочка. С длинной светло-русой косой, с голубыми глазками, носиком пуговкой – куколка да и только. Так ее родители и звали – куколкой своей.

Нет больше родителей, да брат есть. Пока есть. Через две недели Ваське исполнялось шестнадцать лет, и он должен был покинуть стены детского дома. Поданы документы в ПТУ, будет комната в общежитии. И никого у Саши не останется.

Страшно было до одури. Васька в свои шестнадцать, хоть и высокий, но на вид ребенок, да еще рыжий-конопатый. А Саша уже где надо (хотя рано, рано!) округлилась, вытянулась, блеск в глазах появился какой-то особенный (по мнению Васьки, конечно), и вообще для парней стала раскрасавицей. А ей и не надо этого. В доме, где немало подростков, интимные отношения, хоть и запрещены категорически, всегда присутствуют. У кого по любви и согласию, у кого из страха и принуждения. Из всей своей комнаты Сашка одна осталась нетронутой.

Последние полгода ее все чаще посещала мысль, что надо с кем-то из старших мальчиков завести роман. Лучше один парень по согласию, чем групповое изнасилование в кладовке. Да только все были ей противны. Но стерпела бы, если бы не текучка. Мальчики постарше в шестнадцать уезжали, пришлось бы искать другого «покровителя». Словом, не ее вариант.

Оставался только побег. Однако воспитатели в последнее время с нее глаз не спускали, догадывались, очевидно, о ее намерениях. Васька кусал губы, краснел, бледнел, а утешать не спешил. Помочь он сестре пока ничем не мог – сам уходил с папкой документов и парой запасных джинсов. Больше у него ничего не было. Дом в деревне, от родителей оставшийся, был, но кто его знает, что с ним за последние годы стало. Но раз дом был, в жилье Кусовы не нуждались.