– Иди отсюда, Коль. Твой на пенсии ж давно. Ведь так? – ответил ему стоявший в первом ряду мой одноклассник Митя, чей брат пострадал при подавлении воскресных протестов.

– Да! Д-да… кхе… Уже с полтора… два года, д-да! – не веря в своё счастье, протараторил Коля и быстро-быстро сбежал с лестницы, запутавшись в ногах в самом низу лестницы и едва удержав равновесие и не шлёпнувшись на землю прямо перед плотной шеренгой. Он дрожал, как осиновый лист под порывами ветра, словно тряслась каждая клеточка его тела.

И мне было страшно. И сгрудившимся рядом со мной ребятам явно тоже. Чувствовал, как ещё незнакомое состояние паники готово вот-вот охватить меня, но всё же теплилась какая-то толика веры в то, что не станут же знакомые ребята избивать меня ни за что! Опять эта надежда… Дима, стоявший рядом со мной, спокойно, даже несколько педантично стянул с носа очки, убрал их в футляр и положил в небольшую сумку, переброшенную через плечо. Я понял, что он будет защищаться. В его характере был тот стержень, что не позволял ему быть избитым без боя. В отличие от меня.

– Отойдём за школу, я так понимаю? – медленно произнёс Дима, кивая головой в сторону поста охранника, пока ещё спокойно листающего что-то в своём смартфоне и не поднимающего голову.

Происходящее дальше было словно в тумане. Под самым настоящим конвоем нас, человек пятнадцать, среди чьих родителей были работающие в правоохранительных органах, завели за угол, после чего, сложив все сумки, портфели и рюкзаки в одну кучу, окружили плотным кольцом. И тогда началось. Я упал после первого же удара, пришедшегося мне со спины в затылок. Свернувшись в позе эмбриона, крепко-накрепко сжав веки, стараясь руками защищать голову, я послушно принимал удары, сыплющиеся со всех сторон. Лишь повторял снова и снова, что я не виноват, что я не сделал никому ничего плохого. Сначала было безумно больно, потом все эмоции и ощущения отступили – я словно отстранился от происходящего. В голове роились мысли о том, что скажут родители, когда вечером увидят моё состояние… одежду-то отчистить я успею, но вот открытые части тела, тем более лицо… И тут вдруг меня охватило чувство, которого я никогда не испытывал прежде. Паника… Сердце колотилось как бешеное, меня будто начало раскачивать и одновременно сжимать со всех сторон. Крики и глухие удары теперь доносились до меня как будто откуда-то издалека… Становилось то жарко, то холодно. Не проходил лишь какой-то животный, близкий к бессильному безумию страх.

Внезапно кто-то навалился на меня сверху. Но не прижал к земле с целью сделать больно, а, наоборот, накрыл – удары тут же прекратились, но вот с возвращением в тело сознания, пытавшегося понять, что происходит, вернулась и боль.

– Стойте! Стойте же, ну! – вопил сразу же, с первого крика сорвавшийся до хрипоты девчачий голос. Он был мне отдалённо знаком, но я никогда не слышал его что-то кричащим или хотя бы даже говорящим что-либо повышенным тоном.

В недоумении я приоткрыл глаза и увидел буквально в нескольких сантиметрах встревоженное лицо главной тихони нашего класса и по совместительству нашей старосты. Всегда спокойная, никогда не участвовавшая ни в одном конфликте, она защитила меня своим телом, тем самым ограждая от всех тех десятков, быть может, даже сотен ударов, что должны были быть мне нанесены.

– Уйди, тупая девчонка! – буквально прорычал кто-то из старшеклассников.

– Прекратите. Прекратите, пожалуйста. Хватит, – повторяла лишь в ответ Лиза, даже не шелохнувшись.

Заплывшим глазом я всмотрелся в лица ближайших к нам парней и не мог понять, что они будут делать дальше. Видел лишь, что они колеблются между двумя вариантами: оставить меня в покое или же продолжить несправедливую экзекуцию, подвергнув ей и эту выскочку, влезшую не в своё дело.