– А как же с проездным требованием?

– Отдашь мне, мы по нему какого-нибудь бедолагу отправим. Как на воле?

– Не понял, Миша. Не понял.

Скорый поезд Мурманск – Москва. Ночь

И голос он услышал. Словно крикнул кто-то совсем рядом:

– Не верь!

– Не бойся!

– Не проси!

Ельцов проснулся, не понимая, где он.

Темнота была зловещей и пугающей. Стучали колеса. Неужели опять этап?

Нет. Он сидел на мягко пружинящей койке вагона «СВ». Тонко-тонко, как шар на новогодней елке, звенела ложка в стакане. Темнота пахла хорошим табаком. Все. Не будет этапов, шконок, построений и шмонов. Два года осталось позади. Вагон стучал на стыках, уносил его от вахт, колючки, предзонников, штрафных изоляторов, покачивался на скорости, поскрипывал, звенела ложка в стакане. А колеса напоминали ему грохотом своим:

– Не верь!

– Не бойся!

– Не проси!

Он вытер ладонью мокрый лоб, дотянулся до столика и включил лампу. Маленькую, под медь, с зеленым матерчатым абажуром. Купе залилось мягким светом. Вагон был старый. Мало таких осталось. Раньше они назывались международными. Одна койка-кровать, столик, кресло рядом с ним. Хорошо вычищенные медные ручки, дверь в туалет с матовыми витражами.

Раньше люди больше ценили комфорт. Когда-то Ельцов в международном вагоне ехал во Владивосток. Такая задумка была у главного редактора. Проехать через всю страну и написать репортаж в праздничный номер.

Поезд был сюжетной нитью, объединяющей встречи с разными людьми. Хороший тогда получился материал. Лирический, спокойный, без излишнего пафоса.

Юрий взял со столика пачку сигарет. Закурил. Господи, какое удовольствие курить хороший табак! «Союз-Аполлон», сигареты, сделанные вместе с легендарной фирмой «Филип Моррис», неповторимый вкус соусированного табака. Два года он не чувствовал его. Вместе с деньгами и вещами дядька прислал четыре пачки.

Ельцов докурил, погасил лампу. Он не любил курить в темноте, почему-то не получал от этого удовольствия. Раздвинул шторки на окне. За стеклом клубилась ночь, густая и синяя до черноты.

Ночь – доброе время. Темнота ее укрывает человека, приносит покой.

На улице затихают шаги. Молчит телефон.

Ночь принадлежит тебе.

И его история началась ночью.

…Зазвонил телефон. Ворвался в сон, разрезал его, заставил одурело подскочить на кровати.

– Ну что такое, – зло сказала жена, – трубку возьми, какая гадина звонит в такое время?

Он босиком прошлепал по ковру, снял трубку:

– Слушаю.

– Ты, Юрок?

– Ну, я.

– Это Мишка.

– Какой Мишка?

– Николаев.

Господи! Откуда он взялся среди ночи, бывший сосед по дому, бывший одноклассник, бывший соперник на ринге?

Он исчез из жизни Ельцова, но тот знал, что стал Мишка авторитетным вором.

– Тебе чего, Мишка?

– Дело есть. Разговор важный. С тобой как с журналистом.

– Не мог до утра дотерпеть?

– Не мог. Утром меня, может, и в живых не будет.

– Ты где?

– Буду тебя ждать на том месте, где мы с ребятами Кабана дрались.

– Понял, еду.

Юрий начал одеваться. Жена зажгла свет, села на постели:

– Очередная шлюха?

– Ты что, с ума съехала?

– Да нет. – Жена встала.

Она спала голая и демонстрировала ему свою прекрасную фигуру, с тонкой талией, плоским животом, чуть тяжелыми бедрами и твердой, словно мраморной, грудью.

«Красивая баба», – подумал Ельцов.

– И когда тебя ждать? – усмехнулась жена.

– Я скоро. Мне должны передать важный материал.

– Прямо как в американском кино. Журналист встречается ночью с таинственным источником информации.

– Перестань, Лена.

– А мне, собственно, наплевать на все это. Хочешь – можешь вообще переехать к любой своей поблядушке.

Они были женаты уже два года, но за последнее время их отношения стали катастрофически разрушаться. И не потому, что они были очень разными людьми. Наоборот, у них оказалось слишком много общего.