– Что нам остается? Не хуже тебя понимаю… Но до Чернигова – меньше пятой части проделанного пути. Значит, на стоянках будем городить навесы и кучками под них забиваться. Какая-никакая, но защита от дождя. А костер рядом разводить. В пути же плащами укрываться. Дружинные все же не дети – сдюжат.
Боярин как-то рассеянно кивнул в ответ, после чего вдруг едва слышно спросил:
– Как сны твои, Егор? Не видел ли ничего нового о татарах? А о Михаиле Всеволодовиче? И о Мстиславе Глебовиче да Чернигове?
Я отрицательно мотнул головой, после чего ответил, не сдержав прорвавшегося в голос огорчения:
– После Булгара снов не вижу вообще, никаких. Видать, теперь уже сами должны справиться…
Евпатий Львович согласно склонил голову – но я успел разглядеть в его глазах отголосок собственного разочарования. Волнуется за семью, оставшуюся в Рязани, Коловрат – да разве сам я не волнуюсь? Коли гонец от Юрия Ингваревича придет – ни на секунду не задержусь в землях северян! Каким бы это не стало предательством по отношению к Мстиславу. В конце концов, отбиться ему ратников должно хватить. А вот рязанцам против татар будет нужен на стены каждый ратник…
От тяжелых, неприятных размышлений меня отвлек запыхавшийся Первак, коего я взял к себе в качестве ординарца:
– Евпатий Львович, Егор Никитович – гонец к вам! Воевод видеть желает, говорит, что пришел от князя Даниила Мстиславича Волынского!
Глава 6
В гриднице терема, выделенного нам с Коловратом на постой, сидит за широким, сбитым из крепких досок столом сильной осунувшийся дружинник с запавшими от усталости глазами. При нашем появлении он даже не повел головы в сторону, жадно поглощая моченые яблоки из полной кадки. И только когда Евпатий, сурово сдвинув брови, предупреждающе хмыкнул (получилось больше похоже на рык), незнакомец выпрямился – и тут же его пошатнуло:
– Простите бояре, три дня в седле провел, двух коней загнал… Если бы не княжье серебро, то и вовсе до вас бы не добрался. Так хоть удалось поменять лошадей…
Ну, судя по внешнему виду гонца и жутко запыленному плащу гридя, сейчас свернутому и стыдливо задвинутому на другой конец лавки, он явно не лукавит.
– С чем же ты пожаловал, гонец князя Даниила Романовича Волынского? Что нам господин твой передать хочет – поясной поклон? Или же пугать будешь вашим «несметным воинством» и убеждать, чтобы разворачивали мы коней по добру по здорову? Пока клочки по закоулочкам не полетели?!
Не удержавшись от подколки, я послал волынскому дружиннику насмешливую ухмылку – но после его ответа она сама собой сползла с моих губ:
– Зря зубоскалишь, боярин. Рать у твоих ворогов действительно несметная. Потому как Михаил Всеволодович привел на Русь поганых… Татар царя Батыя. И нет их тьме числа… На каждого русича в нашем войске по три агарянина приходятся, не меньше.
Первым от страшной новости в себя пришел Коловрат:
– Врешь! Ежели бы татары сюда шли, так уже по всей земле северян слух бы разошелся о поганых!
Невесело усмехнувшись, гонец в бессилии опустился на лавку:
– Некому его распускать. Поганые, разделив силы надвое, сюда изгоном идут, прихватив также всех конных княжеских гридей. А впереди себя татары пустили сотни мелких разъездов, в основном половцев. Всех, кого встретят – рубят без жалости, хоть стариков, хоть баб, хоть деток. Они вас перехватить желают, ратную помощь из Рязани да Владимира. В этом замысел царя Батыя: выманить рати базилевса Юрия на помощь Чернигову, поодиночке разбить их, чтобы Рязань и Владимир защищать уже некому было.
Евпатий недоверчиво вскинулся, сжав руки в кулаки от негодования: