– Федор вручил Зиночке плитку шоколада, поставил на стол две бутылки водки, вытащил из сумки селедку, колбасу, сыр и с удивлением стал наблюдать, как Николай брал из миски картошку, ловко нарезал соломкой в тарелку. Взял щепоть соли, посолил, перемешал, подошел к плите и высыпал в сковороду, где уже жарилось сало, не уронив на плиту ни одной картофелины.

Пока Миша слазил в погреб за закусками, пока накрывали на стол, подоспела картошка. Выпили за встречу. Федор рассказал, как он приехал после госпиталя в Одессу и, узнав, что семья погибла, он даже не зашел в военкомат, сразу поехал к фронтовому другу  Сашке в Сталино. Он адрес давал, в гости приглашал. Он сапожник.  Так у него и живет.

– Пойдем, Федор, посмотришь, как мы живем, – сказал Николай после второй рюмки. Это, где мы с тобой сидим, кухня. А это спальня. Здесь всегда тепло – она отапливается с кухни.

    В большой комнате стояли две большие никелированные кровати, заправленные белыми покрывалами. На каждой горки подушек, накрытых накидками. Ближе к печке стояла кровать поменьше – Зиночкина. Около стены возвышался громадный шкаф красного дерева, около другой такой же комод. На окнах беленькие занавески, на полу – самотканые дорожки в полоску. Из этой комнаты дверь в зал. Он тоже отапливается, но с коридора. В зале тоже была большая кровать, диван, стол, стулья, швейная машинка Зингер, этажерка с книгами, тумбочка с патефоном и такие же, как в спальне, дорожки.

– Хорошо живете. А кто это спит? – спросил Федор, увидев Соньку, спящую на чистой подстилке в углу за кроватью.

– Ты о свинье говоришь? Удивляешься, что она у нас в доме живет? Дети ее очень любят. В туалет на улицу ходит.

     Мужчины вернулись в кухню, а Миша отнес корыто в спальню, налил ковшиком из выварки горячей воды, разбавил холодной до нормальной температуры, послал Зиночку купаться. Расправил постели, приготовил белье, ополоснул искупанную из кувшина, вытер полотенцем, надел ей  чистую рубашечку и уложил в постель.

– Читай, Миша.

– Сейчас уберу корыто, вытру пол и почитаю. А ты пока посмотри картинки.

      За всей этой церемонией Федор наблюдал с большим интересом, и сердце его сжалось от умиления. Глубоко вздохнув, предложил:

– Николай, я хочу выпить за тебя. Спасибо тебе.

– Да ладно тебе, Федор. Давай лучше за тебя. Ты воевал, немцев бил, ранен был, жив остался.

Давай за это выпьем.

– Подожди, Николай, за победу мы еще выпьем. Ты меня не перебивай, я вот что хотел сказать. Мише хорошо у тебя. Ты не против, чтобы жил он у тебя и дальше? Я буду к вам приезжать, попозже, если позволишь, совсем переберусь. Мне бы только лучше руку набить в сапожном ремесле. Хочу быть таким мастером, как друг мой Сашка. Тогда я смогу здесь свое дело организовать. А? Что ты скажешь?

– Это надо у Миши спросить. Ему тяжело с нами. Даже футбол некогда погонять с пацанами.

     В кухню вошел Миша.

– Я не хочу играть в футбол. Мне с вами и с Зиночкой интересней. А папа к нам переедет, – он подошел к отцу и они крепко обнялись.

     Трое мужчин сидели за столом и молчали. Зиночка еще не спала.

– Николай, сыграй на баяне. Душа просит.

– Детям спать надо. Мише в школу рано вставать.

– Ничего, дядя Коля, я проснусь. Поиграйте.

– Поиграй, папочка, – послышался  из спальни тоненький голосок.

– Ну, если просите…

     Миша принес баян, и полилась знакомая мелодия: «По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах…» – запели мужчины во весь голос. А Зиночка после конца песни вылезла из своей постельки и потребовала «Девочку Надю». Папа играл, а она пела, танцевала, кружилась вокруг Миши. У Федора по щеке покатилась непрошенная слеза. А Николай во всю мощь растягивал баян. Неспокойное чувство не покидало его.