– Ой, гляди, Кистена: любушки! – раздалось прямо над головами.

Ну, почти над головами. Сразу у ближайшего дерева.

– Ма-а-ать моя отцова жена! Совсем стыд потеряли. Прямо рядом с полем…

– Простите… – Я потупился, отлипая и соскальзывая за бревно.

Царевна осталась там же, где была – в шоке.

– Да понимаем, чего уж. – Гостьи пожирали нас глазами.

Те же болтливые подружки направлялись обратно. Решив срезать через лес, они вышли прямо на нас и теперь глазели в четыре выкатившихся шара, наслаждаясь своей как бы властью над нашим как бы позором. Глаза не упускали ни детали происходящего, но все соответствовало легенде: я, красный как рак, пугливо прикрывал восставший организм, соучастница потрясенно деревенела и старалась слиться с бревном в единое целое. Не унимавшиеся дыхания, прячущиеся взоры и взошедшие предательскими солнцами красные пятна на коже не оставляли сомнений в искренности увиденного.

– Елка, чего вылупилась? Пойдем, не для того они в лес ушли, чтоб всякие такие как мы…

– Да-да, мы уходим. – Оказавшаяся Елкой, уводимая под руку, уже удалялась, но невероятно вывернутое лицо все еще глядело на нас. – В следующий раз прячьтесь получше. Хорошо, что увидели мы, а могли не мы. Хоть бы к заводи ушли, там никто не ходит.

– Пойдем же, – тащила ее толстенькая подруга.

– Мы никому не скажем! – выкрикнула на прощание Елка.

Шаги стихли. Вообще все звуки удалились из мира и сознания. Осталась набатная тишина. Только шум ветра в мозгах. И красные круги перед глазами.

Прикусив язык чуть не до крови и раздирающе болезненно ущипнув себя где только можно, я трижды прогнал глаза по орбитам в одну и в другую стороны, затем шумно выдохнул. Получилось. Отхлынуло.

Несколько мгновений приходя в себя и успокаиваясь, мы оба приводили в порядок взведенные нервы и переволновавшиеся организмы.

– Как иначе оправдать отсутствие одежды? А так – никаких вопросов. Идеальное алиби в нашей ситуации. – Я поднялся с приютившей травы и подал царевне руку.

– Ты все сделал правильно, – отрешенно глядя в себя, вымолвила Марианна.

Ноги переставлялись сами, без участия голов, это было видно по расшатанной разнонаправленности шагов и расфокусировке зрения. И полном разброде сознания.

Ядерно яростное солнце сквозь листву било лучами по лицам, вспыхивало в глазах, ослепляло и заставляло прятать лица – то есть хоть что-то делать разумно. Мы не прошли трех сотен метров, как открылась речка, где-то слева втекавшая в Большую реку. Метров пяти шириной, она крутилась по холмистой местности, как червяк на крючке, а прямо под нами имела в низине огромный мелкий закуток. Вся прибрежная зона и большая часть водной глади поросла травой, в которой могло спрятаться несколько компаний рыбаков или рота пограничников.

– Думаю, это та самая заводь, куда никто не ходит, как напутствовала Елка.

Промолчав, Марианна прошла со мной до воды, точнее, до зарослей, сквозь которые следовало пробиваться к чистой воде.

– Там дальше течение. – Я остановил ее у края. – Снесет в Большую воду. Давай пройдем выше, найдем место поспокойнее, где можно пересечь с запасом расстояния на снос. В Большую воду мне пока не хочется.

На меня глянули большие серьезные глаза:

– Научи меня ходить по воде.

Мысли застопорились, руки замахали:

– Я, возможно, свят, но не настолько.

Шутку не поняли.

– Ты же ходил.

– Когда?!

– По реке. Лежа.

Вон оно чего.

– У нас в долине… – А ведь в долине я не видел ни одного пловца. Иначе запираемый на замок мост превратился бы в фикцию. – Однажды я упал в большое озеро… и выплыл. Может, и тебя бросить куда-нибудь?

– Не бросай меня! – полушутливо взмолилась царевна. – Никуда. И никогда.