– Уже ничего. Все о'кей.

И мы снова едем, обходя «Волги» и самосвалы. Сворачиваем в переулок, подаем куда-то задом и останавливаемся.

– Подождешь минутку?

– Конечно.

– Я быстро. Полистай, чтобы не скучать.

Кажется, последний.

Сижу, листаю глянцевый заграничный журнал. Улыбаются красотки-манекенки, дамы в немыслимых туалетах пьют коктейли, супермены курят «Кент» и «Мальборо». А вот кого-то убили: взорванная машина, труп и кровь на асфальте, полицейские – репортаж на десять страниц, и ничего не понятно, все на заграничном языке.

Хлопнула дверца. Герберт бросил сверток на заднее сиденье, обошел машину, сел за руль.

– Герберт, тебе не страшно работать за границей?

– Почему?

– Там вон, видишь, всякие страсти-мордасти, террористы.

Усмехнулся. Тронул машину, потом отвечает:

– Нет. Не страшно.

Больше ничего не объяснил.

– Ты свободна послезавтра вечером?

– Да, а что?

– Будет прием по поводу закрытия выставки. Большого веселья не обещаю, но если бы пришла – был бы рад.

– Ну конечно, зачем спрашиваешь.

– И Лариску бери, Валюшку с Сашей, пусть оживляют общество. Прости, забыл, где поворот?

– Вон, дальше.

Подъезжаем к детсаду. Бегу, возвращаюсь с Антошкой. Размахивая пистолетом, он деловито забирается на заднее сиденье.

– Здлавствуйте!

– Привет, друг Антон. Как жизнь молодая?

– О'кей! – Снова едем.

– Ну-ка, давай сюда. – Не оборачиваясь, Герберт ухватывает Антошкин пистолет. Легкая борьба, пистолет в руках Герберта, а вместо него откуда-то из-под сиденья возникает автомат, да какой! И вот он в руках Антошки, окаменевшего от счастья.

– Что надо сказать Герберту Мартыновичу?

– Спасибо…

– Теперь ты оснащен самым современным оружием. Вернее, его точной копией.

– Ты его балуешь, Герберт.

– Та-та-та-та! – почти по-настоящему строчит автомат, и разноцветные лампочки загораются на нем, к упоению Антошки.

– Герберт, – говорю я, тронутая его вниманием.

– А это – тебе. – Он снова протягивает руку и достает сверток с заднего сиденья.

– Ой, что это?

Разворачиваю – новенькие сапоги. Осенние, на самом модном низком каблуке.

– Герберт, я ведь тебя просила… – щепетильное огорчение борется во мне с радостью.

– Хочешь – можешь выбросить, но я лично против того, чтобы ты ходила с мокрыми ногами.

– Ну что ты… Я просто… Конечно, спасибо.

Антошке легче относиться к жизни. Та-та-та-та – за моей спиной, в окно расстреливает прохожих, обо всем на свете забыв.

Вот и мой дом.

– Будь здоров, Антуан, – протягивает руку Герберт.

– Ты не зайдешь?

– Нет возможности. Надо вечером встречать делегацию. Утром я закину продукты…

– Герберт…

– …и абонемент в бассейн, а насчет завтрашней поездки я позвоню сегодня попозже.

Я выхожу, но Антошке выходить очень не хочется. Изобретает, что бы еще спросить, чтобы оттянуть расставание.

– А… У Лембо – такой автомат?

– У Рэмбо, это он у бабы Сони по видику смотрел.

Герберт объясняет серьезно и обстоятельно:

– Может быть. Но, видишь ли, Рэмбо – это плохой солдат, в него хорошему мальчику лучше не играть.

– Почему?

– Идем, Антон, Герберту Мартыновичу нужно работать.

– А вы кем лаботаете?

– Как тебе сказать, Антон… Немножко покупаю, немножко продаю.

– Вы плодавец?

– Идем, Антошка, – смеюсь и вытягиваю его из машины.

– Гуд бай, фрэнд Антон!

Герберт машет рукой, поднимает стекло, и «мерседес», круто развернувшись, исчезает. А мой напрочь покоренный Антон долго и восхищенно глядит ему вслед.

Назавтра у Герберта выдалось все-таки три свободных часа, за час мы домчались до Приозерска. Белый «мерседес» стоит возле нашего дома на Дачной, окруженный восхищенными мальчишками, а за рулем сидит Антон, надутый от гордости, как пузырь!