– Нет, Фиона. Не уверен, что он продолжал бы это делать. Твой отец был смелым и решительным человеком. В восемьдесят восьмом он попытался создать рабочий союз. А через двенадцать лет увидел бы бессмысленность забастовок. Он бы увидел письмена на стене.

– Ты это о чем?

– Люди ведут войну за лучшую жизнь. И забастовки – только отдельные сражения в этой войне. Если рабочий класс хочет перемен… я говорю о настоящих переменах… они должны понять, где нужно вести сражения. В фабричных цехах и на причалах они одержат лишь мелкие, временные победы. Они должны научиться воевать там, где результаты намного ощутимее. В Вестминстере.

– Джо, как это с пожара на складе «Марокко» мы переместились в Вестминстер? – удивилась Фиона.

– Утром приезжал Фредди Литтон. Вскоре, как пожарные справились с огнем.

– Выражал соболезнование?

– Угадала, – невесело рассмеялся Джо. – Целых две секунды. А потом заговорил об избирательной кампании. В десятый раз стал мне рассказывать про всеобщие выборы, намеченные на осень, про свои шансы на переизбрание. И конечно же, что первоочередной своей задачей он считает решительную борьбу с преступностью. Попросил меня о поддержке… – Джо вдруг замолчал.

– И что ты ему ответил?

Вместо ответа Джо потянулся к медальону на шее Фионы, открыл и посмотрел на фотографию их дочери.

– Посмотри на нашу Кейти. Просто эталон здоровья. Благодаря хорошей пище у нее сильные ручки и прямые ножки. Она не знает, каково проснуться среди ночи и плакать от голода. Или дрожать от холода в залатанной одежонке.

– Дорогой, откуда у тебя все эти мысли? – спросила Фиона.

– Отовсюду. Они результат наблюдения за окружающей жизнью. За пределами Гросвенор-сквер она полна печальными событиями. Сегодня ночью погиб Альф. Пятнадцать человек, работавших у меня на складе, лишились работы. А полиция разводит руками. По дороге сюда я видел босоногих детишек, играющих в канаве, и благодарил судьбу, что Кейти этого не узнает.

– Джо, я что-то тебя не понимаю. Ты без конца возвращаешься к Восточному Лондону… Джо, дорогой, ты никак… опьянел?

– Возможно, немного и опьянел. Но клянусь тебе, никогда еще моя голова не была такой трезвой, как сейчас. Фи, разве ты не понимаешь? Жизнь в Восточном Лондоне никогда не менялась. Она была такой же, когда появились мы с тобой. И когда появились наши родители. И их родители. За полвека, если не больше, ничего не изменилось. Злодеи бродят по улицам, злодеи корпят над бумагами в конторах и злодеи заседают в парламенте. Знаешь, после пожара я словно прозрел. Я вдруг увидел то, чего не замечал прежде. Я такой же злодей, как и любой из них. Стою в стороне, позволяю жизни катиться по накатанной колее и палец о палец не ударю, чтобы эту жизнь изменить.

– Джозеф Бристоу, это неправда! – не выдержала Фиона. – Мы отдаем изрядные суммы на нужды Восточного Лондона.

– Да, отдаем, – торопливо согласился Джо. – Это хорошо. Это хоть что-то, но этого недостаточно. Совсем недостаточно. Пойми, Фиона, даже если мы отдадим все, что у нас есть, мы ничего не изменим. На какое-то время залатаем несколько дыр, и только.

– Что именно ты пытаешься мне сказать? – спросила Фиона, утомленная поездкой и тяжелыми новостями.

Джо посмотрел на нее, потом сделал глубокий вдох:

– Фиона, я хочу баллотироваться.

– Баллотироваться? Куда? – поинтересовалась вконец ошеломленная Фиона.

– В парламент. В палату общин. Представителем от Тауэр-Хамлетс.

Фиона моргала, глядя на мужа.

– Я выступлю против Фредди Литтона. – (Она смотрела, раскрыв рот.) – Я войду в список кандидатов от новой лейбористской партии.