– Да ну?

Из гостиной донесся громкий вопль.

– Военный отряд! Отступаем к холмам Нгонг! – крикнул Робби.

Кейти успела помахать отцу. Ее потащили в столовую, а в холле появились еще трое детей – потомство младшего брата Джимми. За ними, бормоча ругательства, неслась их мать Мег. Успев чмокнуть Джо в щеку, она побежала дальше.

Джо покачал головой. Тихий день? Спокойный обед? В этом-то доме? О чем он думал?

– Интересно бы знать, как проходят воскресные дни в соседних домах, – произнес он вслух. – Дотягивают ли они по уровню сумасшествия до нашего?

– Вы про Гренвилл-Баркеров? Про Уолсингемов? – спросил Фостер, вновь появляясь в холле с одним из фокстерьеров под мышкой. – Я бы так не думал, сэр.

– Кстати, мистер Фостер, где моя миссус?

– В саду, сэр. У нее полным-полно гостей.

– Гостей?

– Благотворительный ланч по сбору средств на ремесленную школу для девочек при миссии Тойнби.

– Впервые слышу про этот ланч.

– Миссис Бристоу сама узнала всего три дня назад. К ней обратились его преподобие и миссис Барнетт. Вроде у школы частично обрушилась крыша. Результат сильных ливней.

– И моя жена в очередной раз занимается чьей-то бедой.

– Полагаю, это становится неотъемлемой частью ее дел.

– А чего-нибудь пожевать найдется?

– Все угощение подано в сад, сэр.

Джо пересек дом и вышел в залитый солнцем сад. Он ожидал увидеть человек двадцать или чуть больше, но, к его удивлению, там собралось больше сотни. Что еще удивительнее, все они молчали. Вскоре Джо понял причину столь тихого поведения гостей. В дальнем конце сада стояло около сорока девочек от десяти до шестнадцати лет. Их окружали завораживающе красивые кусты красных роз. Воспитанницы школы. Все были вымыты и причесаны, а их юбки и блузки, явно доставшиеся от старших сестер и матерей, аккуратно отглажены. Одна из воспитанниц запела чистым, звонким голосом. Остальные подхватили. Джо узнал песню. «Come into the Garden, Maud»[2]. Гости стояли в полном молчании. Некоторые вытирали глаза.

– Ах, Фиона, ну и бесстыжая ты девчонка! – прошептал Джо.

Он оглядывал собравшихся, высматривая жену. Фиону он отыскал не сразу, зато увидел много знакомых лиц. Ведущие промышленники, аристократки, политики. Фиона собрала их всех и перемешала у себя в саду. Торговцев с виконтами, актрис – с министрами кабинета, социалистов – с представителями высшего общества. Разделы светской хроники называли Джо и Фиону ’Арри и ’Арриета, ехидно намекая на мир лондонских кокни, в котором они родились и выросли. Газетчики злословили, что дом 94 по Гросвенор-сквер – единственный дом в Мейфэре, где дворецкий говорит по-английски лучше, чем его хозяева. Это не мешало людям из самых высших слоев общества добиваться приглашения на приемы, устраиваемые Фионой.

Гостям нравилось бывать в доме 94. Разговоры, смех, сплетни, споры. Здесь угощали отменной едой и подавали лучшие вина. Но главной силой, способной повлиять на самого высокомерного и заносчивого критика, была сама Фиона. Прямая, обезоруживающая своей прямотой, легко находящая общий язык с уборщицами и герцогинями. Глава международной чайной империи, одна из богатейших женщин мира, она была у всех на устах. Ею восхищались. О ней не переставали говорить. Все знали историю ее стремительного подъема с самых низов. Все знали, что ее отец был складским грузчиком, которого убили, а вскоре она лишилась и матери. Вынужденная спасаться бегством, она приплыла в Нью-Йорк, где на нее положил глаз местный магнат. Однако замуж она вышла не за него, а за виконта. Несколько лет назад виконт умер, но Фиона по-прежнему носит его кольцо с бриллиантом.