– А что сказал твой канцлер? Он ведь ставленник Теобальда, – поинтересовалась Алиенора. – Бекет тоже пытался убедить тебя завоевать Ирландию?

– Томас делает то, что я ему приказываю. – Генрих сверкнул серыми глазами. – Сейчас его главная задача – пополнить государственную казну, и он с этим замечательно справляется. Должно быть, торгашеское происхождение дает себя знать. – Он поставил сына на пол. – Пока мать улаживает разногласия с Теобальдом, они оба будут заняты, и я смогу спокойно, без советчиков заняться другими делами.

Алиенора отдала ребенка няне.

– Ты хотел сказать – мы сможем заняться другими делами. Эти дела такие же мои, как и твои.

Генрих мрачно взглянул на нее:

– Само собой разумеется.

– И все-таки мне приходится напоминать об этом.

– Когда я отплыву в Нормандию и Анжу, ты останешься здесь моим регентом. Ты заменяешь меня, а я тебя. Мы всегда будем править вместе, успокойся. – Теперь Генрих, кажется, был разгневан.

Алиенора не собиралась успокаиваться. Она не верила словам мужа. Если он и привлекал ее к делам, то лишь тогда, когда ему это было выгодно.

– Но Аквитания – прежде всего мое герцогство, – твердо произнесла она. – И в данном случае я решаю, прибегнуть ли к твоей помощи, а не наоборот.

Генрих нетерпеливо вздохнул:

– Не цепляйся к словам. Тебе нужен мой меч, чтобы держать баронов в узде. А я по́том и кровью обеспечиваю безопасность Аквитании. Однажды наш сын унаследует твое герцогство, и мы обязаны создать для этого все условия. Не понимаю, почему ты бесишься.

– Потому что для меня это важно. Ты должен считаться со мной.

Он яростно зарычал, привлек ее к себе и исступленно поцеловал. Она схватила его за руки, их объятия словно превратились в поле битвы. В крови забурлил гнев; сдерживаемое желание искало выхода.

– Разве ж я не считаюсь?

– Говорю тебе, мои права дороже, чем твоя жизнь. – Она стояла так близко к нему, что ее слова перемешались с воздухом, который он вдохнул.

Он засмеялся:

– Так же, как мои дороже твоей, любовь моя. И поскольку мы друг друга стоим, думаю, можно объявить перемирие…

Он снова поцеловал ее, увлек на кровать и задернул занавес балдахина, отгораживаясь от мира. Когда они торопливо снимали друг с друга одежду, задыхаясь от вожделения, у нее мелькнула мысль, что перемирие объявляют противникам, а не союзникам.

Алиенора стояла рядом с Генрихом в большом зале Вестминстерского дворца и с удовольствием разглядывала обновленный интерьер. Уже ничто не напоминало о прежнем холоде, сырости и заброшенности, и воздух наполнял запах дерева и свежей штукатурки. Мастера еще трудились над отделкой, наводили лоск – последние штрихи, последние прикосновения кисти, – но основные работы по перестройке были уже закончены. Под фризом с изображением красных и зеленых листьев аканта развешивали драпировку, недавно привезенную из Кентербери, и зал на глазах становился еще более пышным и красочным. Английские вышивальщицы – лучшие в христианском мире.

– Все будет готово через три дня к заседанию совета, сир, – заверил короля Томас Бекет и почтительно повел рукой в отороченном мехом рукаве. – Мебель привезут сегодня, а текстиль завтра.

Ему было поручено проследить за тем, чтобы ремонт дворца закончили к заседанию Большого совета, которое состоится в Рождество, перед тем как Генрих отправится в Нормандию.

Король с одобрением кивнул:

– Превосходно. Год назад это была необитаемая коробка с дырявой крышей и стекающей по стенам водой. Теперь здание отвечает своему назначению.

Бекет склонил голову и послал благодарный взгляд Алиеноре:

– Я неотступно следовал советам королевы и сделал все, что от меня зависит, сир.