– Мы не только катались, мисс Анна, – проговорил Энтон. – Нас королева послала подыскать хорошенькую колоду для камина на Святки.

– И вы нашли, конечно? – едко спросила Анна, вырывая плющ из руки лорда Лэнгли.

Тот расхохотался и взял вместо плюща ленточки.

– Пока не нашли, но сегодня снова пойдем. Только самые хорошие возьмем для Рождества королевы и ее леди.

– Вот и поторопитесь. Рождество-то завтра.

– Не бойтесь, мисс Анна. Если я что задумал, то добьюсь обязательно.

– Обязательно?! – подхватила Анна. – А я-то боюсь, что для всего есть свое время, даже для разочарования.

Зеленые глаза лорда Лэнгли прищурились, а Энтон усмехнулся и подошел ближе к столу. Он склонился над плечом Розамунды, дотягиваясь до веточки падуба. Розамунда тяжело сглотнула, когда он шеей коснулся ее рукава, мягко, тепло и в то же время со снежной свежестью.

– Э, лорд Лэнгли, – протянул Энтон, – работа с падубом сделала сегодня леди такими раздражительными. Может, нам лучше удалиться, пока нас не поцарапали.

Лорд Лэнгли тоже рассмеялся:

– У вас, у шведов, такая тонкая кожа? У нас здесь покрепче защита от колючек леди.

– Разве от этого можно защититься?! – спросил Энтон. Розамунда взяла веточку из его рук осторожно, стараясь не коснуться его пальцев. – Говорят, если листья падуба закругленные, то следующий год в доме будет править миледи. Если с зазубринками, то – милорд. А какие же эти? – Энтон опять взял веточку падуба, провел пальцем по блестящему зеленому листочку. – Что бы это могло значить, если половина листа закругленная, а другая половина с зазубринами?

– Так не бывает, – засмеялся лорд Лэнгли. – В каждом доме править может только кто-то один.

– В доме королевы все листочки всегда гладкие, – сказала Анна. – А теперь будьте так любезны и помогите нам развесить в зале гирлянды.

Энтон вставил маленькую веточку падуба в зачесанные наверх волосы Розамунды; край его ладони коснулся ее щеки.

– Вот так, леди Розамунда, – шепнул он. – Теперь вы совсем готовы к празднику.

Розамунда дотронулась до веточки, но не выдернула ее, а оставила на память.

– В таком случае вам лучше опасаться моих колючек, мистер Густавсен. Их, может быть, не видно, как на листьях, но они есть.

– Учту. Но я не тот, кто испугается ожога крапивой, леди Розамунда, даже самой жгучей.

Он положил свои коньки на стол, сдвинув длинную гирлянду из плюща и лент, и подал ей руку:

– Вы мне покажете, где должны висеть ваши украшения? Я бы очень не хотел нарушить ваш замысел украшения залов.

Чуть посомневавшись, Розамунда кивнула и протянула руку, позволяя ему помочь ей встать. А другой она взяла свою поцелуеву ветвь, и они пошли за всеми остальными. Все принялись напевать.

Розамунда не удержалась и стала подпевать в счастливом предчувствии праздников. Она улыбнулась Энтону, удивленная тем, что он тоже подпевает.

– Вы знаете английские песни, мистер Густавсен? – спросила она, когда они подошли к огромному камину.

Он отпустил ее руку, чтобы взять табурет, и Розамунда почувствовала себя покинутой.

– Моя мама была англичанкой, – ответил он, вставая на табурет.

Розамунда подала ему конец гирлянды, который он закрепил на деревянной стойке, покрытой искусной резьбой. – Она всех в доме научила своим старым любимым песням.

– А как у вас, в Швеции, празднуют Рождество? – полюбопытствовала Розамунда.

– Полагаю, так же, как и здесь, – званые обеды, приемы, зрелищные представления, подарки… И еще у нас есть День святой Люции.

– Святой Люции?!

– Да. Очень старая шведская традиция. Святая Люция – наша защитница. Мы чествуем ее каждый декабрь, устраиваем шествие, которое возглавляет дама, изображающая Люцию. И она ведет католиков-беженцев в катакомбы, освещенные факелами, и раздает им еду, пока совсем сама не измучается. Она одевается в белое платье с красными лентами и надевает корону из свечей. А когда она раздает сладости и деликатесы, все поют ей песни.