— Дорогой, где же ты? Иди к нам, чай остынет, — слышу я. Иду. Застаю продолжение разговора.

Вся компания с интересом внимает моей восхитительной и неповторимой.

— И можете себе представить, совершенно случайно я нашла его! Дом моей мечты! На берегу, двухэтажный, со всеми удобствами. Просто чудо, совершенное чудо, в этом районе все писатели уже давно разобраны. Но мой все никак не мог найти...

— Такую, как ты, — наконец впрялся я в цветную нить её рассказа. — Действительно чудо! Именно поэтому...

— Именно поэтому он спрятал мои крылья в шкаф! — Она снова овладела инициативой в беседе, обвела всех присутствующих жалобным взглядом. — Как вам это понравится? Муза без крыльев. Вот скажи, зачем ты это сделал?

Мне оставалось только смущенно потупиться на фарфоровую синюю чашку.

— Чтобы ты не улетела, — пробормотал я. Читатели разочарованно покачали головами: ни дать ни взять выездная сессия суда присяжных.

На самом деле все вот как было. Никакой любви с первого взгляда. До встречи с ней я более всего ценил свободу, а это путь к одиночеству. И все бы ничего, можно собак завести, но с ними новый роман не обсудишь. А жизнь с Музой, конечно, наложила запреты на мои свободы, но и я со своей стороны выставил условия.

Я хорошо помню тот день, когда Муза в первый раз перелетела порог моего дома. Или подоконник. Кажется, она, подобно сильфиде, явилась через окно. Тогда я писал стихи, а она искала свободного Поэта с хорошими удобствами. Да, рай в шалаше ей надоел.

Она хотела дом у моря, а я искал Музу. Все искал, искал, совсем уже отчаялся. И вдруг она! Конечно, первое, что я сделал, — это запер её крылья в шкаф, а ключ выбросил в колодец. Сначала она даже не заметила, мы были слишком увлечены общением.

Я молил о вдохновении, но то, что мне удавалось из прозы, — казалось Музе скучным. И она говорила об этом прямо в глаза! Мол, изюма не хватает. Каково это нежному поэтическому самолюбию? Я же не Лев Толстой. Конечно, я сердился и... влюблялся. Все шло не так, стены дома у моря сотрясались от наших споров.

Это была самая неправильная муза на свете, я её полюбил всем сердцем и не хотел отпускать. А она все грозилась уйти.

Когда мы ссорились, я спал на диване, пока в один прекрасный день не выбросил его в окно!

Много раз задавался я вопросом, за что же люблю ее? Ревнивую, вспыльчивую, непримиримую. Пока не понял: любят не за что-то конкретное, а за все, что есть. В музе или человеке.

Между тем, я изо всех сил старался её восхитить. Написать такое, чтобы она сказала: "Ах..."

И однажды она сказала! Я ушам не поверил, но это было так! И тогда я фанатично принялся за работу, забывая различать день и ночь...

— Да, все сложилось не так радужно, как хотелось бы. Писатель оказался фанатик, — услышал я иную версию. Пока я думал — Муза рассказывала. — Поздно я насторожилась!

— Конечно, поздно, дорогая, на то время отношения зашли уже так далеко, что выйти из них не было никакой возможности, — согласился я, — и не смотри на меня такими глазами, сама же сказала — у нас нет секретов от читателей. Пусть все знают, как я тебя люблю!

Перебила… На чем я остановился? А, писатель-фанатик, получив её одобрение, запирался в кабинете и сутками стучал по клавиатуре. Муза нервно жевала изюм. На кухне, в гордом одиночестве. Ведь она была порядочная, верная и не летала туда-сюда по молодым поэтам, пока Писатель сидел над книгами. Но ей так хотелось быть с ним все время. Ему тоже!

Он и был, на самом деле он думал о ней постоянно, даже во сне, а уж тем более наяву. Когда писал, он видел перед собой её прекрасные глаза. И не только глаза, а и все остальное. Он представлял её в своих героинях, говорил с ней на страницах романов. Но она-то хотела дома на кухне! А лучше в спальне. Да, особенно в спальне. Когда Писатель увлекался книгами, он напрочь забывал о своих супружеских обязанностях. А чего стоит весь изюм мира без сладости земной любви? Муза ведь прежде всего женщина, а потом уже муза.