Его прищуренные изумрудные глаза смотрят на меня, и я замечаю напряженность, которой не могу понять.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, подойдя к краю крыльца, но мои слова кажутся лишними, они растворяются в холодном сухом воздухе, едва успев слететь с моих губ.

– Мне нужен был свежий воздух, – говорит он, переминаясь с ноги на ногу. – Я надеялся, что солнце, может быть, появится.

Оливер поднимает взгляд в небо, которое затянуто темными тяжелыми облаками.

«Возможно, он думал, что солнечный свет согреет, вылечит его, – думаю я. – Прольется бальзамом на его голову. И в одно мгновение чудесным образом вернет ему память».

Оливер продолжает сжимать мой мешочек с травами. Он опускает глаза, смотрит на мешочек и морщит брови, словно не может вспомнить, что это такое.

– Я сделала его для тебя вчера ночью, – поясняю я и неожиданно смущаюсь. Колдовские травы от девчонки-ведьмы. Я Уокер и никогда не желала быть кем-то еще, но мне одновременно не хочется, чтобы он смотрел на меня так же, как дети в школе или мальчишки из лагеря. Так, будто я монстр – странное, мрачное создание с безжалостным сердцем. Я хочу, чтобы Оливер видел во мне только девушку, и ничего больше.

– Это поможет отогреть тебя, – добавляю я, словно мешочек с травами – обычная вещь вроде столовой ложки клубничного сиропа от простуды, который дают перед сном.

Но тем не менее он, кажется, успокаивается.

– С этим мешочком нужно проспать следующие две ночи, – говорю я, хотя не уверена, если честно, что он сохранит этот странный мешочек с остро пахнущими травами.

Оливер кивает, а затем произносит охрипшим голосом.

– Спасибо.

Фин спускается с крыльца и начинает что-то вынюхивать в низко стелющемся утреннем тумане.

– Новая буря надвигается, – говорю я, и словно в подтверждение моих слов налетает ледяной ветер, закручивая снежные вихри на поверхности озера. Он свистит среди деревьев, обжигает мне лицо, заставляя меня ощутить дежавю – такое стремительное и мимолетное, что я едва успеваю осознать его. На мгновение мне кажется, что я уже стояла когда-то на этом самом месте и смотрела на Оливера, стоящего среди деревьев. Но, возможно, это еще ожидает меня в будущем. Время могло унести меня и вперед, а затем вернуть в настоящее, с ним всякое случается. Я, зажмурившись, отсчитываю несколько секунд, а когда вновь открываю глаза, странное ощущение уже исчезло.

Оливер опускает взгляд, и мне хочется заставить слова слетать с его губ – так сильно я жажду знать, о чем он думает. Но Оливер молчит, словно лесные рогатые зайцы, которые сидят по весне на нашем крыльце, смотрят в окна и тихо думают – а о чем они думают, кто знает?

Так и не дождавшись ответа от Оливера, я откашливаюсь и готовлюсь сама задать вопрос, который меня волнует. Тот самый вопрос, который не давал мне покоя всю ночь и заставлял сомневаться.

– Как ты оказался в Чаще?

Как ты выжил целых две недели в этом темном ужасном лесу?

На таком холоде?

Он смотрит на меня, но на этот раз уголки его рта опущены, а между бровей пролегла морщина.

– В Чаще? – переспрашивает Оливер.

– Ну да, там, где я тебя нашла.

– Не знаю, – признается он и после небольшой паузы добавляет: – Я не помню, что случилось.

По моей спине пробегают мурашки – возможно, от того, что я не поверила ему.

– Это очень опасное место, – говорю я. – Ты мог умереть. Или заблудиться в этом лесу и никогда уже не найти дорогу назад.

– Но ты-то пошла в Чащу, – замечает он.

Оливер выглядит спокойным, а вот мои мысли лихорадочно несутся по кругу.

– Прошлой ночью было полнолуние, – быстро отвечаю я. – А я Уокер.

«И все, что ты обо мне слышал, – правда», – мысленно добавляю я, но вслух этого не говорю. Все истории. Слухи, которые ходят в лагере, слово, которое произносят шепотом: