На другое утро за завтраком я спросил Бабусю, почему с нами не пьет чай вчерашний дедушка. Она ответила, что дедушке за ночь стало лучше, поэтому он утром встал рано и ушел…

Мы никогда больше не разговаривали с Бабусей об этом дедушке, но почему-то у меня осталось такое впечатление, что дедушка этот вскоре после нашего чаепития умер. Должен был умереть – не жилец он был на земле – такое у меня было чувство, когда я смотрел на него.

И только через пятьдесят пять лет я узнал: тот человек, который потрепал меня по головке, скорее всего, был моим настоящим дедушкой – священником русской православной церкви Василием Дмитриевичем Зотиковым, отцом моего отца Алексея Васильевича Зотикова, и мужем моей бабушки-«Бабуси» – Павлы Васильевны Зотиковой, урожденной Дубровской, тоже дочери священника русской православной церкви Василия Степановича Дубровского. Все предыдущие пятьдесят лет отец и все мои родные скрывали тот факт, что семья имеет «поповские» корни, чтобы не поставить под удар советской власти меня и брата.

Много лет, даже десятилетий, пытался я разговорить своего папу, чтобы услышать о прошлом нашей семьи. Я был почти уверен, что он скрывает практически все, даже год и место своего рождения. Когда я, окончив Авиационный институт, оформлял документы для получения допуска к секретной работе, мне потребовались сведения о том, когда и где он родился и из какого сословия происходит. Удивительно, но даже в двадцать с лишним лет я не знал этого.

Я почти не удивился, когда папа сказал, что не одобряет моего стремления соваться в секретные дела и ответит на мой вопрос лишь завтра, после того как я обдумаю его совет. На другой день, услышав, что я по-прежнему хочу заполнить соответствующую анкету, он сказал: «Запиши, что я родился 6 марта 1898 года в селе Богословка Рассказовского района, в семье крестьянина. Запиши это куда-нибудь себе навечно, никогда не спрашивай меня больше об этом и всегда пиши одно и то же. Если уж ты пошел по пути заполнения специальных анкет, он никогда не кончится. Но пиши всегда одинаково».

Десятки лет я писал то, что он сказал, хотя чувствовал, что папа не договаривает. Ведь я не знал ни своего деда, ни других родственников.

И вот, когда папе исполнилось почти восемьдесят пять лет, я принес к нему магнитофон и сказал, что не уйду, пока он не заговорит, – он просто не имеет права молчать, лишая нас прошлого. И папа заговорил:

– Дорогие мои дети и внуки! Сейчас, когда мне уже далеко за восемьдесят и сколько жить осталось – уже не знаю, – хочу рассказать вам то, что ты, Игорек, всегда спрашивал меня, не веря и удивляясь тому, что у нас нет родственников. Да, Игорек, я не говорил тебе правду о своем прошлом.

На самом деле я родился в другом селе – Изосимове, недалеко от Козлова, и отец мой, Василий Дмитриевич Зотиков, был не крестьянином, а священником русской православной церкви, а мать моя – его жена, твоя Бабуся – была, соответственно, попадьей. Вы знаете, как в самые лихие годы советской власти расправлялись с детьми и внуками попов, как их ссылали, не давали учиться, как всячески измывались.

Многие люди с удовольствием скрыли бы в это время свои настоящие корни, – здесь нет ничего зазорного, – надо было спасать то из семей, что еще можно было. Но для многих скрыть прошлое было уже невозможно. Поздно было начинать делать это, когда начался пожар.