И это горькая правда.

Это было нестерпимо. И вот, в ответ на это мучение у меня выработался своего рода безумный ритуал: каждый день, просыпаясь, я еще и еще раз отвечаю незримому интервьюеру на этот проклятый вопрос.

И сегодня тоже… ответил.

И ответ этот был непригляден и прост как правда.

Да, да, я пишу свои тексты и публикую книги всего лишь для того, чтобы…

Так ответить побудил меня приснившийся мне сегодня ночью сон. Длинный и странный. Попробую его пересказать. Хотя это и трудно, уж очень не от мира сего, и одновременно – сон этот и есть мой настоящий мир, мир, который я многократно пытался воспроизвести в виде текста, мир, который всякий раз триумфально противостоял моим попыткам.

Представьте себе большое овальное помещение, разделенное на что-то вроде ячеек… как это бывает на археологических раскопках. Стены между ячейками невысокие – метр, полтора. Из римского кирпича.

Потолок помещения напоминает потолок планетария.

Звезды, планеты, туманности. Все в движении.

Воздух в помещении теплый, но не совсем прозрачный. Декоратор напустил туману.

Где-то оркестр играет. Звучит его музыка, однако так, как будто музыканты еще не играют, а настраивают свои инструменты. Ля-ля-ля…

В ячейках – столы, стулья, комоды, картины, пыльная рухлядь. Там стоят и сидят люди. Много людей. Одеты празднично. В руках у них бокалы с шампанским. Это гости. Они беседуют. Жестикулируют.

Но не все. Некоторые молчат, они погружены в себя.

Напряженно думают о чем-то. О чем?

Все ждут чего-то. Нет, Годо никто уже давно не ждет. И мальчик не прибегает, чтобы оповестить всех о его приходе. Кажется, Годо уже приходил, но его не заметили. Не удивительно.

Гости ждут ивента, события. События без черточки после «о». Чего-то обыденного, обыкновенного, рутинного. Но возбуждающего, щекочущего нервы.

Событие это как-то связано со мной.

Я во сне не похож на отражение в зеркале. Какой-то я. Одна из моих вариаций, часто меняющих внешность, судьбу и все остальное. Ведь я оборотень…

Брожу по помещению, захожу в ячейки. Раскланиваюсь. Здороваюсь с гостями. Обмениваюсь ничего не значащими репликами. Жму руки, приветливо улыбаюсь. Гости внимательно смотрят на меня. Доброжелательно оценивают. Делятся друг с другом впечатлениями. Кивают головами. Но некоторые – хихикают. Почему?

Многие ищут глазами кого-то. Кого?

Я знаю, кого. Того, невидимого. Я ощущаю его властное присутствие своим телом. И боюсь его и жажду встречи с ним. Он не человек, не зверь и не чудовище. Он неотъемлемая часть этого пространства.

Я не знаю, кто он.

Археологи ищут его в земле. Деликатно скребут глиняный пол скребками.

Одетый в черное священник служит ему, читает проповедь с небольшой кафедры.

Театральный пожарник чистит свою каску. Он видит его в своем отражении.

Попугай в клетке пытается разгрызть орех. И понять его сущность.

Я догадываюсь – это смотрины. Или что-то вроде смотрин. И в одной из ячеек сидит на стуле скромная девушка в белом платье, моя невеста. Ее окружают плотной стеной братья, сестры, родители.

Ищу глазами невесту и нахожу в отдаленной ячейке. Ловлю взгляд ее прекрасных печальных глаз.

Жалею ее, ведь она похожа на скелет, так исхудала.

Ее кожа стала прозрачной как молодой лед.

Иду к ней.

Или это похороны?

Некоторые женщины плачут. Они оплакивают его. Но он не умер!

Мужчины отводят глаза.

Плотник строгает рубанком крышку гроба и напевает непристойные куплеты.

Вход в ячейку преграждает носорог, отец невесты. Каменный истукан с глазами удава. В скверно сшитом фраке и засаленном цилиндре. Волосы напомажены. Усы как у фюрера. Золотое пенсне.