– Что там, Йозеф? – спросила мать.

Отец все так и стоял в дверях, опустив взгляд. Я откинула одеяла, подошла к нему и встала рядом. Снаружи даже холодно уже не было: тепла моей шали вполне хватало, чтобы согреться. На тропинке к дому снега теперь было мне по колено, даже под карнизами намело, и наше старое каменное крыльцо тоже укрывал глубокий слой снега. Цепочка раздвоенных следов тянулась вокруг дома с заднего двора, а прямо перед домом на свежем снегу виднелись отпечатки остроносых подошв. В самой середине крыльца, едва придавливая снег, лежал завязанный мешочек из белой кожи.

Отец огляделся. Соседний дом уже можно было различить в темноте. Все окрестные дома теперь походили на стайку толстеньких белых грибов; только окошки светились желтым над занесенными снегом подоконниками. На улице не было ни души, но, пока мы смотрели, в одном из окон показалась детская ручонка и протерла кружок на морозном стекле. Отец быстро нагнулся, поднял кожаный мешочек и внес его в дом. А я закрыла за ним дверь.

Отец положил мешочек на стол. Мы встали вокруг и во все глаза на него смотрели, словно в этом мешочке скрывался раскаленный уголь, который вот-вот спалит наш дом дотла. Мешочек был сделан из кожи, только эту кожу, кажется, окрашивали каким-то неизвестным мне способом. Или она всегда была белая, что ее и красить не пришлось. И нигде не было видно ни единого шва, ни единого стежочка. Никто не смел первым прикоснуться к мешочку, и тогда я решилась. Я дернула за белую шелковую тесемку, что стягивала горловину, и высыпала на стол монеты. Шесть маленьких серебряных копеек – тонких, плоских, круглых – горкой легли на стол, звякнув как бубенчики. Дом весь был залит теплым светом от очага, но монеты блестели холодно, точно не в доме, а под луной.

– Они очень добры, что сделали нам такой подарок, – глухо проговорил отец.

Все знают, что от Зимояров никаких подарков ввек не дождешься. Бывают, конечно, истории о всяких волшебных созданиях, которые являются к людям с дарами. Бабушка иногда рассказывала мне похожую историю: она слышала ее от своей бабушки, а та – от своей. Будто бы, когда прапрабабушка моей бабушки была еще девочкой и жила на западе, в Элькурте, она нашла раненую лису. Та истекала кровью у окна в мансарде, где была девичья спальня, – видно, лисицу потрепала собака. Бабушкина прапрабабушка взяла ее в дом, перевязала рану, напоила и уложила к себе на колени. И та вдруг заговорила человеческим голосом: «Ты спасла мне жизнь, и однажды я отблагодарю тебя». С этими словами лисица выпрыгнула из окна и скрылась. Прошло много лет, девочка выросла, у нее родились свои дети. И как-то раз в кухонную дверь кто-то поскребся. Она отворила – за дверью стояла та самая лисица. И лисица сказала: «Возьми всю семью и все деньги, что есть в доме, и спрячьтесь в погребе».

Бабушкина прапрабабушка поступила как велела ей лисица. Едва все ее семейство укрылось в погребе, как раздались свирепые голоса. Какие-то люди ходили по дому, опрокидывали мебель и крушили все подряд – прямо над погребом. А потом вдруг запахло дымом. Но почему-то погромщики не нашли погреб, и пламя с дымом туда не добралось.

Бабушкина прапрабабушка и ее семья отважились выбраться наружу только ночью. И они увидели, что от дома осталось пепелище, и синагога тоже сгорела, и соседские дома вокруг. Потому мои предки взяли то немногое из имущества, что уцелело, наняли возчика, чтобы вез их на восток, и отправились в Вышню. Тамошний герцог был благосклонен к евреям, если у тех водились деньги.

Но бабушкина история была про совсем другие края. А про Зимояров таких историй вы не услышите. Здесь вам поведают, что однажды в крестьянский амбар забрел чудной белый зверь с раненым Зимояром, едва державшимся на его спине. Крестьяне перепугались, внесли Зимояра в дом и перевязали его раны. И когда он очнулся, он взял меч и убил всех своих спасителей, а потом запрыгнул на своего скакуна и умчался в лес, все еще истекая кровью. А узнали об этом только потому, что хозяйка велела двум своим ребятишкам спрятаться наверху, в сене, и носа оттуда не показывать, пока Зимояр в доме.