– Было бы здорово, дорогая, – сказал он, – если бы ты уверенно здесь ходила, встречала гостей и никто не знал бы, что ты немного близорука.

Сэнди раздул из ее очков целую историю, он ненавидел, когда она их надевала, и хотя Барбара их тоже терпеть не могла, но носила, когда оставалась одна. Они были ей необходимы.

– Вот проклятье! – бормотала она, снимая бигуди и расчесывая густые рыжие, струящиеся волнами локоны.

Парикмахер оказался настоящим мастером, теперь ее волосы всегда лежали отлично. Барбара тщательно накрасилась: наложила тени, которые подчеркивали ее ясные зеленые глаза, припудрилась, чтобы выделить скулы. Всему этому ее научил Сэнди.

– Ты сама можешь решать, как тебе выглядеть, – сказал он. – Пусть люди видят тебя такой, какой ты хочешь им показаться. Если, конечно, хочешь.

Она с неохотой доверялась ему, но он не отступался и был прав: впервые в жизни Барбара, очень робко, подвергла сомнению свою убежденность в том, что она некрасива. Даже с Берни она с трудом понимала, что он в ней находил, несмотря на его бесконечные любовные заверения. На глаза навернулись слезы. Она быстро сморгнула их. Сегодня нужно быть сильной, с ясной головой.

Встреча с посланцем Маркби была назначена на вечер. Барбара собиралась сперва пойти в Прадо; ей невыносима была мысль о том, что придется сидеть весь день дома и ждать. Она надела лучшее выходное платье – белое с розами. В дверь постучали, и явилась Пилар. У девушки было круглое угрюмое лицо и кудрявые черные волосы, упрямо выбивавшиеся из-под шапочки горничной. Барбара обратилась к ней по-испански:

– Пилар, приготовь, пожалуйста, завтрак. Сегодня посытнее: тост, апельсиновый сок и яйца, будь добра.

– Сока нет, сеньора, вчера в магазинах его не было.

– Ничего. Попроси приходящую работницу позже за ним сходить. Сделаешь?

Девушка ушла. Барбаре хотелось, чтобы она хотя бы иногда улыбалась. Но вероятно, Пилар потеряла родных во время Гражданской войны, как почти все здесь. Барбара подумала, что иногда улавливает слабую нотку презрения в голосе Пилар, когда та называет ее «сеньора», будто знает, что они с Сэнди не по-настоящему женаты. Она уверяла себя, что это игра воображения. Ей никогда еще не приходилось иметь дела со слугами, и, впервые оказавшись в этом доме, Барбара ощущала неловкость в присутствии Пилар, нервничала и заискивала перед ней. Сэнди сказал, что ей нужно отдавать распоряжения ясно и четко, сохранять дистанцию. «Им самим так больше нравится, любимая». Барбара помнила, как Мария Эрейра говорила ей: «Никогда не доверяй слугам: они все из крестьян и половина – красные». При этом сама Мария была женщина добрая, работала волонтером со стариками при церкви.

Прикурив еще одну сигарету, Барбара спустилась к завтраку и своим хлопьям, которые Сэнди каким-то чудом раздобыл в полуголодном Мадриде.

Когда в 1936 году в Испании разразилась Гражданская война, Барбара уже три года работала в женевском штабе Красного Креста в отделе перемещенных лиц – разыскивала пропавших в Восточной Европе членов разделенных во время Первой мировой семей. Она сопоставляла имена и данные, писала письма в министерства внутренних дел от Риги до Будапешта. Ей удалось свести достаточно много людей, чтобы считать свой труд не напрасным. Даже в тех случаях, когда выяснялось, что пропавшие без вести погибли. По крайней мере, родственники узнавали об этом.

Сперва Барбара с большим энтузиазмом отнеслась к новой работе, это была серьезная перемена, ведь свою карьеру она начала медсестрой в Бирмингеме, а на это место попала благодаря тому, что несколько лет сотрудничала с британским Красным Крестом. Однако через четыре года ей наскучило заниматься пропавшими без вести. Барбаре было двадцать шесть, скоро тридцать, она начала опасаться, что превратится в окаменелость среди своих папок с делами и вялой скуки Швейцарии, а потому пошла на собеседование с каким-то швейцарским чиновником в аккуратный кабинет с видом на спокойное голубое озеро.