К середине 2001-го года я вынужден был бросить газеты. Началось знаменитое лужковское «наведение порядка» в метро. Стоять на станции стало невозможно – милиция ходила через каждые двадцать минут, и уже не ограничивалась простым разгоном торговцев. На нас стали составлять протоколы, выписывать огромные, неподъёмные штрафы… Сначала я нанялся раздавать листовки у входа в метро, потом торговал бусами, затем в компании двух таджиков вставлял пластиковые окна. К концу осени я нашёл работу в прачечной на Курской, сначала показавшуюся мне очень лёгкой, но к концу первого же дня вымотавшую настолько, что я буквально потерял способность говорить и мыслить. Однако, вскоре мне повезло – по объявлению я устроился курьером в «Российское агентство страхования», расположенное на третьем этаже похожего на утюг стеклянного делового центра «Восток» неподалёку от Павелецкой. Работа оказалась проста – надо было носить документы из офиса в офис на подпись, а после – развозить их по различным государственным учреждениям. Иногда мне поручали доставлять подарки – «благодарность», как это называлось, московским чиновникам. То я волок в мэрию пахнущую ванилью и мускусом корзину, наполненную деликатесами, то отвозил пыльную, с потёртой этикеткой, бутылку коньяка чиновнику из префектуры, то, кряхтя и сгибаясь под тяжестью ноши, тащил бронзовый письменный прибор в местное отделение милиции. Очевидно, в этой деятельности было нечто, не совсем законное, потому что меня каждый раз снабжали подробной инструкцией на случай, если что-то пойдёт не так. «Ваня, смотри, как зайдёшь к Анатолию Николаичу, сразу ставь коробку на стол секретаря, и выходи, не задерживаясь, – заговорщическим тоном внушала мне менеджер по связям с общественностью Ира, кудрявая блондинка с прокуренным голосом и наивными небесно-голубыми глазами. – Там знают от кого это. Если в кабинет зайдёт такой толстый, лысый мужик и спросит, откуда ты, скажи, что курьер из магазина. Если тётка в синей кофте с помпонами будет приставать, объяснишь, что тебя на улице остановили и попросили занести коробку, а кому – ты не знаешь. И, главное, побольше помалкивай, да под дурачка коси».

В агентстве платили семь тысяч рублей в месяц – деньги по тем временам огромные, особенно учитывая то, что большую часть времени я был предоставлен сам себе. Вся работа оканчивалась в шесть часов, с уходом из офиса последнего сотрудника, я же оставался в экспедиционном отделе – тесной холодной комнатке возле серверной, и до восьми вечера занимался своими делами – пил чай с шоферами, делал уроки, играл на компьютере… Один такой вечер, в самом начале октября 2002-го года, я запомнил навсегда. Перед самым моим уходом в экспедиторскую постучались. На пороге стоял маленький бородач в лимонно-жёлтом плаще, с блестящими как мытая вишня энергичными глазами.

– А молодёжи кроме тебя больше никого нет? – хлопоча лицом и заглядывая мне через плечо, поинтересовался он.

– Нет, я один, – ответил я.

– Ну пошли, пошли тогда со мной, – сказал он, маленькой цепкой лапкой ухватив меня за локоть.

– Давно тут работаешь? – спрашивал он через минуту, бесцеремонно волоча меня по тёмному пустому коридору.

Я рассеянно кивнул, с беспокойством оглядываясь по сторонам.

– Видел внизу табличку – «Новая школа журналистики»? Вот это мы. Сегодня к нам Марианна Максимовская приезжает, а народу пришло мало. Гаврики наши кто на учёбе, кто болеет, кто экзамены сдаёт. Посидишь часок, чаю выпьешь, пообщаешься с интересной женщиной. Слышал о Максимовской, а? Ну, телеведущая?

– Н-н-нет… – неуверенно промямлил я.