Джикки был камердинером и главным слугой короля. Он был столь же стар, как и любой из пяти высших советников; но все они были толсты, ужасно, просто безобразно жирными, в то время как Джикки была удивительно тощим и стройным; однако господа-советники держались очень торжественно и достойно, тогда как Джикки был ужасно нервным и весьма-весьма, можно даже сказать чересчур разговорчивым.
– Прошу прощения, мои господа, – говорил он каждые пять минут, – но вы думаете, что его величество выздоровеет? – И затем, прежде чем кто-либо из высших советников смог собраться, чтобы ответить, он продолжал: – Прошу прощения, но как вы думаете, его величество умрет? – И в следующий момент он осведомлялся: – Прошу прощения, но вы думаете, что его величеству лучше или хуже?
Джикки.
И всё это так раздражало высших советников, что несколько раз один из них поднимал какой-то предмет в комнате с намерением швырнуть его в голову Джикки; но прежде чем он смог бросить его, старый слуга нервно отвернулся и вышел из комнаты.
Теллидеб, верховный палач, часто вздыхал:
– Хотелось бы, чтобы нашёлся какой-то закон, который позволил бы мне отрубить голову Джикки.
На это Туллидуб, главный советник, отвечал мрачно:
– Нет закона, кроме воли короля, а он настаивает на том, чтобы Джикки разрешили жить.
Поэтому они были вынуждены терпеть Джикки как могли; но после того, как король испустил последний вздох, старый слуга стал всё больше нервировать и раздражал их гораздо больше, чем когда-либо.
Услышав, что король умер, Джикки бросился к двери ведущей на колокольню, но споткнулся о ногу Толлидоба и свалился на мраморный пол так сильно, что его кости сотряслись, и он поднялся, наполовину ошеломленный падением.
– Куда это ты собрался? – зловещим голосом спросил Толлидоб.
– Звонить в колокол в честь смерти короля, – ответил Джикки.
"Куда ты направляешься?" спросил Толлидоб.
– Нет, оставайся здесь, пока мы не разрешим тебе уйти, – приказал генерал.
– Но колокол должен быть звонить! – сказал Джикки.
– Молчи! – прорычал казначей. – Мы лучше знаем, что должно быть сделано, а что нет.
Но это было не совсем так. На самом деле пятеро высокопоставленных советников ровным счётом ничегошеньки не знали о том, что следует делать в этих странных обстоятельствах.
Впрочем, все они вполне представляли, что если они скажут народу, что король умер, и не сразу назначат его преемника, тогда все население утратит в них веру и начнет сражаться и ссориться между собой относительно того, кто должен стать королем; и это никогда бы не закончилось миром.
Нет; было очевидно, что новый король должен быть выбран прежде, чем людям станет известно, что старый король умер.
Но кого им следует выбрать в качестве нового короля? Это был важный вопрос.
Пока они говорили об этом, вечно активный Джикки продолжал спешить и спрашивать:
– Разве мне не лучше будет пойти и позвонить в колокол?
– Нет! – кричали они на него хором; и тогда Джикки снова исчезал.
Таким образом, они сидели, думали и советовались вместе всю долгую ночь, и к утру к решению этой проблемы они были не ближе, чем раньше.
На рассвете Джикки вновь просунул голову в комнату и сказал:
– Разве мне не лучше…
– Нет! – закричали все разом.
– Очень хорошо, – ответил Джикки. – Я только собирался спросить, не лучше ли мне сходить позавтракать?
– Да! – воскликнули они снова на одном дыхании.
– А… позвонить?
– Нет! – закричали они, и главный советник швырнул в него чернильницу, которая ударилась в дверь через несколько секунд после того, как Джикки закрыл её и исчез.
Пока советники завтракали, они снова обсуждали свои будущие действия в выборе короля; и наконец у главного советника возникла мысль, которая заставила его вздрогнуть так внезапно, что он чуть не задохнулся.