– Лександра, вокат в прошлом годе я помер! После святой Пасхи дедушка маненько прихворнул. Лизаветушка отвезла меня в районный лазарет. Положили в комнату… как её звать?.. Ах да, палата. Вечор заходить к мене дохтур и гутарить: дескать я утром не должон ничего кушать, так как будут у мене с руки брать руду.

Утром я лежу на кровати, как в музэи каком-то. В ентой палате светло, чисто. Жду, когда же у мене возьмут руду. Дело уж к обеду, а дохтур всё не идёть. Встал я с кровати и тихо-тихо почекилял[137] из палаты к дохтору. А тут ветрел сестричку, мать её курица. Она мене и спрашает, што куды енто я чекиляю. Ну я ей объяснил, што у мене должны взять руду. Она спрашает мене, што дескать какая у мене хфамилия. Тут уж я не осрамился и гутарю, што я Гудожников Тихон. Она посмотрела какую-то книгу и так испужалась, бельтюки у ней стали огромные, как у старого филина. И тут-таки она шепотом гутарить:

– Так ведь, дедушка, вы померли!

Вот тапереча и я испужался. Гутарю ей шёпотом, сил-то совсем нет, што я живой, двошу[138] маненько, тока вот зарас захворал. Набежали тутаки всякие дохтура, меня рассматривают, як вошь под мелкоскопом, и отводють опять в палату.

И тока на след день дохтура гутарили мене, што случилось.

Оказалось, что одновременно с госпитализацией деда Воробья в соседнюю палату положили такого же старого деда, который был к тому же и глухой. Утром следующего дня медсестра, перепутав палату деда Воробья, зашла в палату глухого деда. Тут же она обратилась к больному:

– Дедуля, Вы Гудожников?

Глухой дед ей ответил:

– Да-да.

Медсестра не знала, что дед был глухой и мог так же утвердительно ответить на любой её вопрос. Она сделала отметку в журнале процедур и взяла из вены этого глухого деда кровь. Но сразу же после этого деду стало плохо, и он в конвульсиях умер прямо на глазах медсестры. Она выбежала на пост и плача сообщила, что дед Гудожников при взятии крови из вены умер.

Заведующий отделением зашёл в эту палату, осмотрел мёртвого деда, почесал задумчиво свой затылок и с горечью выругался:

– Едрит твою в дышло!

После этого он, дав указания увезти уже похолодевшее тело в морг, пошёл звонить в станицу, чтобы сообщить о внезапной смерти Гудожникова Тихона.

Секретарь сельсовета, после полученного сообщения о смерти деда Воробья, побежала к Лизавете, чтобы поведать о случившимся несчастье. Убитая горем Лизавета поехала в районный центр в больницу. К моменту её приезда медики уже установили детали случившегося недоразумения. Радости Лизаветы не было границ. Когда она пришла в себя, то со смехом сказала деду Воробью, что по народным приметам он будет теперь долго жить.

После того как деда привезли из больницы домой, в этот же вечер к нему пришёл в гости такой же древний, как и он, дед Федот, который улыбаясь сказал своему другу:

– Ну вот, друзьяк, стало быть ты заново родился и тапереча тебе совсем мало годков, мабудь[139] ты, як куженок[140], могёш под столом ходить.

Долго ещё в станице обсуждали приключение деда Воробья в больнице и говорили, что теперь он будет долго жить.

Сидевшая рядом с нами Лизавета, слушавшая внимательно рассказ деда, заулыбалась и поведала мне о другой истории, которая случилась совсем недавно.

Родственница соседки Авдеихи Ольга Васильевна проживала в городе у своего старшего сына Никифора. Была она дородная и очень полная, страдала по этой причине диабетом и астмой. Как-то она сильно захворала и через небольшое время почила. Никифор вызвал врача и оперативную группу с отдела милиции, которые и зафиксировали кончину бабушки. Отвезли её в морг.