Фрэнк откашлялся и продолжил:

– Пожалуй, хватит. Давайте лучше оставим политику политикам. И ну их всех к черту. Пойдемте лучше искупаемся еще раз. Потом я вас покину на два-три часа по делам моего проклятого, то есть благотворительного фонда, а вечером с удовольствием снова присоединюсь к вашей компании. О’кей?

Глава 11.

В пять часов вечера Фрэнк поднялся в свой номер, переоделся, взял такси и поехал к Абдаллаху. Его лавку он нашел без труда – как Абдаллах и объяснил Фрэнку по телефону, она действительно находилась в переулке в двух сотнях метров от отеля «Кларидж». Фрэнк вошел внутрь лавки, похожей на вполне приличный парфюмерный магазин, навстречу ему из-за письменного стола встал улыбающийся здоровяк пятидесяти – пятидесяти пяти лет. По-видимому, генерал Ибрагим давно не видел своего бывшего подчиненного. Абдаллах носил золотой «Ролекс», имел холеное лицо и ухоженные руки.

Фрэнк представил себе, как он будет предлагать ему сотню долларов, и чуть не рассмеялся.

– Что вас так развеселило? – поинтересовался Абдаллах.

– Генерал Ибрагим сказал мне, что ваше материальное положение оставляет желать лучшего, и рекомендовал отблагодарить вас за ваше любезное согласие встретиться со мной. А я, как только увидел ваш золотой «Ролекс», подумал, что скорее мне надо просить у вас бакшиш.

– Мы не встречались с Ибрагимом с тех пор, как он оставил военную службу и перебрался в Каир. Впрочем, я звоню ему два-три раза в год и собираюсь как-нибудь навестить его. Ин шаа лла. Я ему глубоко благодарен. Он был хорошим начальником и доброжелательным человеком. В известной мере я обязан ему своим благополучием. Это он посоветовал мне потихоньку подыскивать себе место за границей. Еще когда мы оккупировали Кувейт. Генерал Ибрагим уже тогда знал, что это не сойдет нам с рук и дни режима сочтены. Правда, режим Саддама продержался еще десяток лет, но в общем пророчество генерала оказалось правильным. А я стал думать о том, куда перебраться после военной службы. Кстати, вы хорошо говорите на сирийском диалекте. Жили в Сирии?

– Да, провел там год. Учился на историческом факультете Дамасского Университета, – ответил Фрэнк. – Правда, с тех пор прошло уже семь лет, и разговорный сирийский стал забываться. Хотя дома в Хьюстоне у меня есть несколько знакомых – выходцев из Сирии, и я периодически имею возможность попрактиковаться в языке.

– Вы действительно хорошо говорите, – Абдаллах протянул Фрэнку пачку «Кэмэла» и закурил сам. – Недалеко отсюда есть очень приличный ресторан, владелец которого сириец и мой хороший приятель. Разрешите пригласить вас на ужин. Заодно и поговорим.

Он обернулся к двум индусам – продавцам, сидевшим у окна, и сказал на английском:

– Я и мой американский друг уходим. Будем ужинать у Надира. Если я кому-нибудь понадоблюсь, пусть звонят на мобильный.

Потом он жестом руки пропустил Фрэнка вперед и, когда они вышли, сказал:

– Первое время я иногда путался. Начинал говорить с продавцами по-арабски и, когда видел, что они в недоумении качают головой и хлопают глазами, переходил на английский.

– А каково мне? – усмехнулся Фрэнк. – Учишь арабский десять лет, потом приезжаешь в арабскую страну и с удивлением узнаешь, что три четверти населения не говорят по-арабски. Просто зло берет…

Через несколько минут они уже входили в небольшое заведение с незамысловатым названием «Аль-Матам аш-Шарки» – «Восточный ресторан». Хозяина на месте не оказалось, но Абдаллах здесь был завсегдатаем. Он поздоровался за руку с одним из официантов, приветственно махнул остальным рукой – как выяснилось, все они были сирийцами, – и распорядился, чтобы столик накрывали на втором этаже в отдельном кабинете.