2009, апрель

В вагон метро вплывают четыре смайлика. Точнее, входит молодая женщина, у которой брови, как дуги. А рядом сын – двенадцатилетний мальчишка. С такими же бровями. Садятся рядышком.

Мальчик склоняет голову на материнское плечо: и смайлики становятся на место – изображают радость на кротком сообщении лица.

Женщина вздыхает и клонит голову к макушке сына. Теперь и её брови-смайлики значимы: только они противоположность улыбки. Смайлики печали. Почему, и гадать не надо. На руке мальчишки гипс. В гипсовом корсете – безымянный палец и мизинец. Как их можно сломать? Если только расшибать ребром ладони кирпичи. Или делать что-то похожее.

Мальчик улыбается. Мама грустит. В семейных отношениях, как в сообщающихся сосудах, – разные уровни. От этого лёгкое напряжение. В мире полно напряжений во сто крат мощнее. Но почему-то хочется разрешения вот этого, невеликого…

Поезд останавливается. Мальчик вскакивает. Пытается схватиться за поручень. Гипс громко стучит о поручень.

– Фу ты, – восклицает мальчишка. – Бриллиантовая рука!

И они с мамой начинают негромко смеяться. Про руку не уверен… Но смех здесь точно бриллиантовый. Наверное, именно так звучат пересыпаемые из ладони в ладонь бриллиантики.

И всё! Потенциал напряжения исчез. Настроение в сообщающихся сосудах выровнялось. Мир вернулся в семью.

А за малым порядком вдруг настанет и большой?

2011, 1 ноября

Шагает впереди меня подросток. Росточка невысокого. Коротышечка. Но полон достоинства. И откуда оно, это достоинство, не сразу могу понять.

Лишь потом различаю: в руке у пешеходика – фирменный пакет магазина «Гулливер». И парень держит себя так, будто опасается ненароком кого-нибудь задеть в своей великанистости.

А всё – пакет в руке. Всего лишь знак. Всего лишь брэндик. Но какую стать-то придаёт парнишке.

2011, 11 ноября

Едет длиннющий кадет в вагоне метро. Лопоухий, худой и длинный-длинный.

В камуфляже. На бушлате – погоны. На погонах – пластмассовые буквы КК («Кадетский корпус»). Только буквы надломаны.

У первой К отломана верхняя половина вертикальной палочки. Буква смотрится как жираф, склонивший шею. Жираф покорный, смиренный, готовый на всё.

У второй буквы К отломана верхняя диагональ. И это, конечно, жираф с горделиво поднятой головой.

Так и стоят на погончике два жирафа друг перед дружкой. Один виновато тянется ко второму. А второй (вторая?) – замершая неприступность. КК. Иероглиф незавершённого конфликта. Иероглиф трудного разговора. Иероглиф нечеловеческих страстей.

А может, это знаки заговора?

КК. Окаменелое постоянство, соблазняемое длинношеей подвижностью.

Может, это знак какого-нибудь кадетского тайного общества? Например, общества «Жирафы»?

Вот бы спросить у кадета.

Но тот плюхается на свободное место. Закрывает глаза. И дремлет, всё сильнее расслабляясь. Сползают с колен ладони. Опускается голова. Даже уши-лопухи, кажется, расслабленно обвисают вдоль щёк.

Что его сморило? Отчего утомился? От страстных «разборок»? От тайных замыслов?

Не известно. Молчит парень. Только посапывает.

И лишь на его погончике – то ли энергичная сцена объяснений-оправданий, то ли осторожный ход вкрадчивого сговора. КК.

2011, 11 ноября

Очаровательная девочка сидит на скамье. Над ней склонился мальчик. Что-то там возится над своей попутчицей. Вечная тема влюблённых?

Вечная, да не вечная. Что-то меня настораживает. Присматриваюсь. Парень фотографирует девочку на сотовый. Для этого изгибается, выворачивает руку, заносит объектив сотового почти под нос девочки, стопорит его под острым углом, провоцируя самый невыгодный ракурс. Щёлкает затвором.