Стас ни разу не произнёс ни единого слова, ни звука. А только изредка пополнял содержимое рюмки и небрежно тушил сигарету, когда вздрагивал от того, что она, догорев, обжигала ему пальцы…

Не могу и представить, сколько это могло ещё продолжаться, если бы в дверь не начали настойчиво трезвонить. Стас вздрогнул, словно проснулся от страшного сна:

– Лиля! – выкрикнул он, и, вскочив с дивана, чуть ли не бегом бросился к двери.

Но радость прошла столь же быстро, как и наступила. В дверях стоял бледный, как после недельной голодовки, Виктор – товарищ Стаса.

– Друг, ты в порядке? Я только узнал. Мои соболезнования. – Начал с порога он, с трудом подбирая слова.

– Вить, честно, мне сейчас не до того, чтобы обсуждать рабочие вопросы. Дела обстоят действительно не очень, но на данный момент у меня другая проблема. Лиля до сих пор не вернулась. Телефон выключен. Всю ночь не могу дозвониться.

– Стас, я не об этом. – С ещё большим сожалением произнёс Виктор. Он больше предпочёл бы роль утешителя, чем вестника плохих новостей. – Пойдём, присядем, покурим.

Они прошли в комнату. Сели на диван. Закурили. Мне снова захотелось кричать «Мальчики! Я здесь!». Но всё было напрасно, и, осознавая это, мне оставалось только быть посторонним наблюдателем.

– Дружище, – и снова заминка. Витя не мог говорить. – Налей и мне.

Стас открыл новую бутылку и разлил коньяк по рюмкам. Несмотря на то, что от первой уже ничего не осталось, Стас был всё же практически трезв, только очень сильно измучен.

– Ну что ж, давай.

– Да, давай… – Вяло ответил он, вопрошающе заглядывая в глаза товарища.

– Друг, поверь, я не хотел приносить плохую новость. Я думал, что ты уже знаешь. …Лилю сегодня…то есть вчера… Ее убили. Друг, мне очень жаль… – Витька налил по полной рюмке. – В новостях целый день крутят, что в парке около одиннадцати вечера была убита… генеральный директор фирмы «Агростом». Ведётся следствие. К тебе ещё никто не приходил? Полиция?

– Нет… – еле выдавил из себя Стас, и погрузился в угрюмое безмолвие.

Витя понимал, что сейчас совсем не тот момент, когда нужно что-то говорить. Поэтому, опустив голову, стал рассматривать узоры на паркетном полу…

Стас был бледен, губы его дрожали. Он не сводил глаз с нашей фотографии, лежавшей на столе. Он нервно закурил сигарету и закрыл глаза. Я видела, как ему было невыносимо больно в этот момент. Медленно, словно замерзая, по его щеке катилась слеза. Он не мог сдержать её. Не мог быть сильным в этот ужасный момент. Ещё тогда, он знал, он чувствовал, но ничего не сделал – это было не в его силах…

Стас выпил ещё одну рюмку. Закурил сигарету. Встал с дивана, и вышел, хлопнув дверью. Витя решил, что ему тоже лучше уйти, не дожидаясь возвращения друга. И я снова оказалась одна, со своей и чужой болью в душе, которая лишь, по сути, от меня и осталась.

Глава пятая. Два дня пролетели, как во сне. Хотя, впрочем, я ни на минуту не уснула, даже не пыталась, ведь такая необходимость, теперь, откинулась сама собой…

Невыносимо тяжело было смотреть на Стаса. Он был, и я уверена, на всю вечность останется единственным и близким мне человеком.

В какой-то степени, может даже к лучшему, что мне так и не пришлось узнать своих родителей. А в детдоме, не так уж и хочется к кому-то привязываться, особенно, когда все считают тебя тяжёлым ребёнком.… Для любых родителей смерть их чада, думаю, самое худшее, что может произойти. А у меня их нет. Значит, на пару людей оказалось меньше, которым причинила бы боль моя смерть…

Сегодня мои похороны. Мой возлюбленный, на удивление, выполнил мою саркастическую просьбу – крест был окрашен в малиновый цвет. При всей прискорбности, это было очень мило. Во дворе собралось много людей. В их числе были даже те, кого я вообще не ожидала встретить или увидеть ещё хотя бы раз при жизни.