– Желаю всем здравствовать, – сказал Николай. – Простите, что отвлекаю вас от трудов ваших, ищу старца чудотворящего. Люди говорят, в вашу обитель сослан был.

Все трое разом прервали своё занятие, чем вызвали в Николае некоторое замешательство.

– По што он тебе нужен? – спросил архимандрит.

– Мне, Ваше высокопреподобие, беса изгнать.

Монахи переглянулись, а борода настоятеля принялась шевелиться и трястись, будто под ней он старался как можно быстрее разжевать кусок холодной смолы.

– Не всяк беса отчитать способен, – наконец произнёс настоятель.

– Высокое благословление на то нужно, – добавил монах с выпученными глазами.

Архимандрит между тем осмотрел Николая, и борода его снова зашевелилась.

– У нас работников не хватает, – продолжил он. – Как забрал Бог преосвященного Корнилия, наступили для нас тяжёлые времена. Новгородский архиепископ земли лишил, иконы вывез, утварь разную. Прогневился господь и ниспослал нам наказания одно другого строже. Сим летом погорели, аккурат в Петров пост.

При упоминании последнего несчастья, все трое тяжело вздохнули и, шепча бородами, по три раза перекрестились. Николай запустил руку под пояс и извлёк оттуда рыжий кожаный мешочек. Он стыдливо положил его на край стола, рядом с яркой, выпотрошенной тыквой. Глаза монахов посветлели. Отступив, Николай уловил странное изменение в воздухе. К мягкому и знакомому запаху лежавших под навесом дров начал подмешиваться тоже знакомый, но совсем неожиданный запах.

– Аз был бы счастлив, коли бы моё скромное пожертвование… – начал Николай, но странный запах так быстро усилился, что у него даже перехватило дыхание, он резко выдул воздух из ноздрей и продолжил, – смогло бы оказать…

В этот момент все три монаха сморщились.

– Да благословит тебя Господь, – сказал архимандрит, отводя взгляд от мешочка и покрывая себя крестным знамением. – Послушника за колокольней найдёшь. Дрова колет. Ветхой звать.

– Послушника? – удивился Николай. – А разве не монах он? Не инок?

На это бороды снова пришли в движение:

– Старовер он. Негоже в православной обители в иноки раскольников постригать. Ждём, пока не покается, пока не отречётся от греховных привычек.

Николай поблагодарил монахов и Бога, трижды перекрестился вместе с ними, поклонился настоятелю и отправился за колокольню. Там, в густом сумраке, старик в косоворотке и с бородой, заправленной за пояс, вдумчиво рубил дрова. Странный и резкий запах, судя по всему, исходил именно от него. Это была смесь человеческого пота и чеснока, которым растирался дед, вместо того, чтобы мыться. Старец был точен – чурки легко разваливались под колуном и белыми лепестками разлетались в стороны.

– Желаю здравствовать, – обратился к нему Николай.

– С места не двинусь, – неожиданно ответил старик. – Сам заварил кашу, сам её и расхлёбывай.

Николай не сразу понял, что старец говорит именно с ним. Он даже обернулся, проверить – нет ли кого за спиной.

– С тобой говорю, с кем ещё, – старик бросил на Полесова косой взгляд и поставил под удар очередную чурку.

– Батюшка…

– Не батюшка я тебе, – оборвал его Ветхой и ударил топором так, что Николай даже вздрогнул.

– Горе у нас…

– И поделом! – Старец подтянул выбившуюся бороду. – Чай не святых казнит демон? Хоть и бесовский выродок, но за грехи. Да и город антихристом на костях выстроен, уж потоп в страстях.

Николай опешил, он был уверен, что старик не откажет.

– Что же ты сам не прогонишь демона? Давай, нарядись нынче патриархом и задай бесу порку. Вот потеха будет – два нехристя сошлись, кто кого дюже.

Лицо деда покрывала густая борода – виднелись только глазки и кривой нос. Только по ним Николай едва ли мог определить смеётся стрик или говорит серьёзно. Он всматривался, но разобрать мешали сумерки.