Войти в саму резиденцию оказалось гораздо проще, чем проникнуть на территорию: перед нами просто распахнули дверь, как только гвардеец назвал свое имя и цель прибытия. Мы прошли по нескольким коридорам и после очередного поворота я замерла от удивления. Здесь, в просторной комнате, уставленной мягкими креслами и диванчиками, сидели знатные молодые леди.

Я пробежалась взглядом по лицам, скрытым вуалями и полами широких шляп, по накрахмаленным кружевным воротничкам и оборкам на пышных юбках, по пальчикам, в которых дамы сжимали трепещущие от нетерпения веера, и поняла, что всех леди, собранных здесь, я видела на приеме сегодня ночью. Более того – все они незамужние.

Гвардеец велел мне ждать «своей» очереди и, отвесив не слишком почтительный поклон, исчез. Нахал, посмел проявить неуважение к потомственной графине! Впрочем, скорее всего моя настоящая фамилия ему неизвестна.

К проявлениям фамильярности я уже давно привыкла, поэтому быстро забыла о гвардейце и принялась снова рассматривать девиц. Они глядели на меня в ответ: кто-то – с живым любопытством, кто-то – с явным отвращением. Ну да, конечно, «какая-тот безродная» журналистка смеет стоять с ними в одном помещении.

Прошло десять минут, но дверь, на которую время от времени поглядывали остальные дамы, так и не открылась. Из-за нее не послышалось ни звука, но может, дело просто в хорошей изоляции? Я уже плохо соображала от духоты, и хоть очень внимательно вглядывалась во все, что происходит, так и не смогла понять, зачем меня сюда привели. От любопытства меж тем чесались руки, на пальцах появились заостренные коготки, и пришлось сжать ладони в кулак, чтобы скрыть следы частичного оборота, а заодно и одежду не испортить.

– М-мисс, что с вами? – дрожащим голосом спросила пухленькая блондинка в голубом платье, сидящая напротив меня. Кажется, молодая виконтесса Флоренс – единственная из трех дочерей семьи еще не вышедшая замуж.

Я повернулась к девушке и она, часто дыша, указала на мои волосы. Я провела по ним ладонью и поморщилась: в прическе снова появились соколиные перья. Как и всегда, когда я испытывала любые сильные эмоции. С этим надо срочно что-то делать, но не стану же я ощипывать себя прямо здесь?

Оглядевшись, я заметила двоих гвардейцев, которые как бы невзначай стояли друг напротив друга в дальней части коридора и выглядели так, будто вовсе не охраняют два десятка высокородных леди. Подошла к тому из них, лицо которого показалось мне более добродушным, и прокашлялась, обращая на себя внимание.

– Могу ли я выйти отсюда и привести себя в порядок? – я указала на перья в волосах, гвардеец оглядел их с опаской, однако в его глазах читалось и плохо скрываемое любопытство.

Затем охранник кивнул, подозвал одну из горничных и указал ей на меня. Девчонка лет семнадцати на вид, с русой редкой косичкой, ответила мне реверанс – впрочем, без особого почтения – и повела за собой куда-то вглубь коридоров. За спиной я слышала шепотки, и хоть они оставались достаточно тихими, обострившийся слух помог разобрать возмущенные возгласы и сдавленные вздохи. Эх, аристократия… обычные горожане уже давно привыкли, что по городу может разгуливать мужчина с кошачьими ушами или покрытым шерстью телом, но в высших кругах многие до сих пор не могут смириться с новой реальностью. Не протестуют – уже хорошо, но надо держать ухо в остро – мало ли, какие последствия может иметь сегодняшняя демонстрация моих перьев.

Горничная завела меня в какую-то каморку, в которой хранились метлы и тряпки. Я огляделась, вытянула из дальнего угла ведро и принялась выщипывать перышки и пух так, чтобы он не забивался под растрепанные кудри.