Последний пункт был приписан будто бы позже, судя по тому, что чернила в конце страницы высохли еще не до конца и слегка поблескивали. Неужели Малкольм подстраховался, чтобы я не смогла таким образом устранять соперниц? Глупость какая, я напротив готова всячески превозносить любую избранницу принца, лишь бы он не выбрал меня.

Однако как бы я себя не убеждала, что урвала удачную тему, которая неплохо обеспечит меня на следующие пол года или даже год жизни, на душе все равно будто разлили протухшее вино. Что-то во всем происходящем казалось неправильным, неестественным, но я пока не могла понять, что именно.

Липкое чувство легкого омерзения преследовало меня все то время, пока мы с Морисом подписывали договоры об оплате, и пока я шла домой, мысленно прикидывая, какие из платьев взять с собой и что необходимо докупить, чтобы не опозорить свою семью в светском обществе.

Пока писала письмо семье, пока подбирала ленточки к нарядам, пока перебирала платья, приведенные из родового поместья — я никак не могла избавиться от этого отвратительного чувства, которое испытывала впервые. Казалось, руки измазаны в саже, которую никак не отмыть. Казалось, что я делаю ошибку.

Я старалась отбросить все эти бессмысленные душевные терзания, убеждая себя, что никогда не обладала безошибочной интуицией моей матушки, но ощущение, хоть и ослабло, затаилось где-то в глубине мыслей и полностью не исчезло.

Вечером, сидя за столом в одной из трех комнат, которые снимала у старой владелицы большого дома, и крутя в руках карандаш, я все же пыталась понять, отчего возникло это чувство.

А заодно, в попытках отделаться от него, копалась в старых студенческих коспектах. Найдя то, что хотела, уселась на скрипучий табурет и пробежала взглядом по записям. Итак, магический амулет, помогающий королям отыскать истинную, работал по строго заданным принципам: он выбирал здоровых, молодых, добрых, умных и верных долгу девиц, в которых не было ни капли магии или связи с потомками древних рас, ныне уже давно вымерших. Если все действительно так, то мне нечего опасаться! Амулет не мог выбрать в жены принцу девушку, отец которой - оборотень. Если только амулет действительно хоть кого-то выбрал.

Разобравшись с одной проблемой, отложила листы и решила освежить в памяти правила поведения в светском обществе. Дело затянулось - читать о том, как правильно кивать головой и насколько медленно двигаться, чтобы создавать впечатление величия, мне категорически не хотелось.

Перед глазами лежала раскрытая книга по этикету, но сосредоточиться на тексте не удавалось. В чем же дело? Мне с юных лет хотелось писать, меня восхищало то, как моя мать с помощью печатного слова примиряла людей с новой реальностью: после того, как завершилась война между людьми и демонами, она первая начала писать о культуре тех и других о том, как они учатся уживаться вместе. Узнавая больше правды об аэрун, как сами оборотни-демоны себя называли, люди меньше их боялись, и сейчас никто не шарахался от меня, когда на макушке снова прорастали перья.

Я с досадой выдернула одно из них и бросила в тарелку, в которой еще остались хлебные крошки.

«Мне нравилось писать, нравилось добиваться правды для людей, и теперь я буду делать то же самое — рассказывать достоверно о том, что происходит в замке, пресекать пустые сплетни», — убеждала я себя, но чувство неправильности никак не проходило.

Решив, что оно вызвано не волнениями, а усталостью, я повалилась спать в надежде, что к утру странное недовольство происходящим оставит меня.

5. Глава 4

Карета с королевскими гербами посреди обычной городской улицы смотрелась странно. Неподалеку уже шумели торговые ряды, а я, с непривычки слишком тщательно разглаживая бежевую юбку легкого платья, наблюдала за тем, как изящные лакеи, совсем не изящно ругаясь сквозь стиснутые зубы, грузят мои вещи в сундук, прикрепленный к козлам. Некоторые коробки я положила на сиденье — милые шляпки не хотелось мять — я слишком много за них заплатила. Да и понадобиться они могли совсем скоро: я подозревала, что в загородной резиденции придется часто гулять.