«Самим есть нечего», – хотела добавить Серафима, но вовремя сдержалась.

– Найденыши, – опять улыбнулась Саша. – Рыжуху около мусорки осенью подобрала, а Чернушку – в лесу, когда за грибами ходила. Народ нынче «добрый», убить кошку рука не подымается. Везут в лес, думают: авось выживет. Разве кошка выживет зимой в лесу? Чудные люди… И мои кошечки сдохли бы от голода или околели, а теперича у них дом есть.

– Всех не обогреешь, не приласкаешь, – пробурчала Серафима, прижала Мусю к груди и пошла восвояси.

Саша посмотрела грустно ей вслед, прошептала «Осподь с тобой» и тихо прикрыла калитку.

Муж Николай, в отличие от жены, за все время, как поселились в наших местах, ни с кем из соседей парой слов не обмолвился, не говоря уже о дружеских отношениях. Передвигается Николай быстро, почти бегом, словно постоянно куда-то опаздывает. Бывает, зыркнет на соседей черным глазом, молча кивнет в знак приветствия и прочь бежит. Словно боится, что с ним заговорят, нарушат невидимую границу.

Зимой, когда морозы совсем одолеют, наденет Николай старую фуфайку, потрепанный малахай, возьмет санки и куда-то засеменит по скрипучему от мороза снегу. Ближе к вечеру, когда холодное солнце станет ластиться к горизонту, вернется Николай домой с добычей, еле тягая за собой тяжелые санки. На санях – всякая рухлядь, старые автомобильные покрышки, полусгнившие чурбаки, картонные коробки.

Спустя час-полтора – глядь! – уже и дым валит из трубы Сашиного дома, черный и крутой, словно после атомного взрыва. Благо дело, печка в доме кое-какая имеется, а то не перезимовать бы ни Саше, ни ее кошкам. Ни за что не перезимовать!

На пару дней, выкроенных из отпуска, к бабке Серафиме приехал из города внук. Сели чаевничать, разговоры вести – как там житье в городе, какие цены, когда любимый внук наконец женится. За окном – ранние зимние сумерки, мороз трещит, а в доме тепло, уютно, Муся мурлычет рядышком, чайник посапывает, ходики тикают.

Внук Серафимы поглядел в заиндевелое окно, удивился:

– Ба, а это что за чудик?

– Где?

– Да вон же! В легкой куртке, без варежек, так и обморозиться недолго.

– А-а, так это Сашкин сын, Гришка. Он грузчиком в нашем магазине работает.

– Отчего же он полураздетый ходит? Закаленный?

– Да какое там – закаленный! У них, внучок, и кушать-то не всегда найдется. И газ отрезали за неуплату.

– Ну, это прошлый век какой-то! – возмутился внук. – А вы-то по-соседски почему не поможете?

Бабка Серафима промолчала и отвернулась к окну.

Внук подорвался, открыл комод и, пошарив на полках, вытащил содержимое наружу. По комнате поплыл запах нафталина и плесени.

Серафима внуку не перечила, наблюдала молча, как он перебирает вещи, что годами хранились в шкафу.

– Это вот моя старая куртка, вполне еще хорошая… А это дедова шапка-ушанка… Ба, снеси пацану! Гришка, кажется, зовут? Пусть носит.

– У меня ишшо носки шерстяные есть, две пары, новые совсем, – беззубо улыбнулась бабка Серафима.

– И носки неси, – улыбнулся в ответ внук. – Откуда у нас новые соседи объявились? Я про это ничего не знаю.

– Бабы сказывали, погорельцы они. В какой-то глухой деревне домик свой имели, хозяйство. Пожар случился, когда в избе, окромя младшего сына, никого не было. Так и сгинул в огне мальчонка… Жалко! Не успели спасти мальчишку, вот горе какое приключилось. А сельсовет дом им прикупил, сюда они и переехали.