– Чего такой кислый? – встретил меня Лисин и протянул бокал с шампанским. – Такие новости! Наша популярность на волне истории с Верде настолько выросла, что мы подписали несколько крупных рекламных контрактов. В этом году получим больше выручки, чем за предыдущие пять лет, вместе взятые!

– С нами теперь во всей области будут считаться! – добавил молодой корреспондент за спиной главреда. – Главу поселения, считай, мы за решетку упрятали. Пусть попробует теперь нам какой-нибудь чинуша отказать в интервью – мигом все грязное белье его подымем.

– Кстати, да! – подхватил, смеясь, Лисин. – Этого Щипачева все-таки отправят в кутузку. Мне шепнули на ухо, что завтра задержание будет. Поедешь в Верде, сделаешь репортаж. Так чего ж ты без настроения? Выпей!

Лисин все-таки всучил мне бокал шампанского, но я тут же поставил его обратно на стол.

– Лес сгорел. Утром везде об этом писали.

– Ох, а ты чего ждал? – Лисин закатил глаза. – Сколько разговоров было, да все о коррупции. От самого завода никто не отказывался. Когда появились эти петиции по сохранению леса, сразу стало ясно: экскаваторами валить не будут, слишком плохая картинка получится. А вот пожар – другое дело. Тут как будто и нет виноватых. Так получилось. Чего нос повесил? Ты уже большой мальчик, должен понимать, как в этой стране дела делаются.

От Лисина и остальных поскорее отвязался, противно было рядом с ними находиться. Лес сгорел, тот самый лес, а они празднуют…

Весь день провел в оцепенении. Ни с кем не разговаривал больше. Анжеле не звонил. Новостную ленту не листал. День-призрак. Пришел в себя только на следующее утро, когда ехал на автобусе до Верде.

В поселке первым делом побежал домой к Анжеле – никого. Вспомнил, что сейчас идут занятия, помчался в школу. Там на вопрос об учительнице биологии на меня посмотрели с досадой и отвели к директору.

– Ее увезли вчера вечером, – скорбно объяснил он. – Не вышла на работу. Мы к ней наведались, а она уже помешалась к тому моменту. Никого не узнает. Отказывается выходить из дома. Не ест. И все повторяет: «Ничего не чувствую. Ничего не чувствую». Больше ничего не говорит. Вы не волнуйтесь. Анжела в хороших руках. В соседней палате от нашего бывшего главы сидит, я узнавал. Будете в городе, навестите ее, если хотите. Я сидел, схватившись за голову. Вспоминал наши встречи с Анжелой в лесу, ее звонкий энергичный голос, ее улыбку… Как это все могло в один момент исчезнуть?

– Мы все горюем по лесу, – продолжал директор, видя мое состояние. – Но Анжела… Она чаще других бывала там, и, видимо, аномалия повлияла на нее сильнее всего. Наверное, поэтому потеря леса стала для нее такой трагедией. Когда мы вчера пришли к ней – из нее точно душу вынули. Понимаете?

– Понимаю, – ответил я. – Отлично понимаю.

После школы сразу пошел к администрации. Времени задержания Лисин не подсказал, поэтому надо было сидеть там и караулить.

По пути встретил одну старушонку. Она еще в первый мой приезд со слезами на глазах рассказывала о светящемся лесе. Такая активная была в тот день, говорила без умолку. Теперь же сидела обессиленная на пне у обочины. Перед ней на земле лежала авоська, из которой вывалилось несколько картофелин. Я подошел, сложил картофелины в авоську и протянул ей. Старушка махнула: мол, поставь рядом.

– Спасибо, – слабым голосом сказала она.

– Как вы?

Старушка помолчала немного, тяжело вздохнула и, все так же бесстрастно глядя перед собой, ответила:

– Так пусто на душе. Не плохо, не жалко – пусто.

Парой предложений она выразила все то, что я сам чувствовал. Оставил ее одну и пошел дальше в сторону администрации.