– Там, – неопределенно махнула рукой девочка.

Я поднялся еще на один пролет и вышел в коридор. Первая дверь, в которую я толкнулся, оказалась заперта. Следующая – тоже. Все двери в коридоре были заперты, кроме одной – с плексигласовой буквой «Ж». После некоторых колебаний я приоткрыл ее и оказался в вытянутом прямоугольном помещении, стены и пол которого были выложены мелкой плиткой. Из маленьких закрашенных окошек под потолком пробивался тусклый свет. Это был туалет, но перегородки кабинок были снесены, а унитазы расколоты. Дальний конец помещения тонул во тьме.

Под потолком в жестяном абажуре болталась лампочка, одинокая, как гостья из облака Оорта. Табличка со съемными буквами информировала: «В котельной не было травм с___числа___ месяца».

По полу скользнула длинная веретенообразная тень, и я увидел перед собой женщину в бежевом свитере, оправляющую юбку.

– Извините, как мне пройти в бухгалтерию? – опомнился я.

– Извините, а что вы делаете в женском туалете? – строго посмотрела на меня женщина.

У нее были взбитые крашеные волосы и мягкий голос, засасывающий, как азовский песок.

– Я здесь случайно. Мне нужна Марья Павловна.

– Вам посчастливилось, это я.

– Вы не подскажете, где я могу найти Валентина Николаевича?

– А он уже уехал. Он ждал вас больше часа.

– Как уехал?

– Он себя плохо почувствовал. Знаете, у него сердце. А сегодня давление, магнитная буря. Не расстраивайтесь, он будет в понедельник. Пройдемте ко мне. Не будем же мы разговаривать в женском туалете?

Мы вышли в коридор. Я наткнулся ногой на что-то мягкое и поднял с пола знакомого верблюжонка.

– Ах, это моя дочка потеряла. – Марья Павловна отобрала у меня игрушку.

Мы подошли к одной из дверей.

– Вот сюда! Видите, цифра семнадцать написана ручкой? Это бухгалтерия. Вам нравится цифра семнадцать?

Я давно заметил, что женщинам-бухгалтерам свойственно какое-то особенное, лирическое, можно сказать, отношение к цифрам.

Марья Павловна открыла ключом дверь.

Бухгалтерия располагалась в уютной светлой комнате, стены которой были заставлены стеллажами с папками.

– Садитесь сюда. – Женщина указала на кресло за канцелярским столом. – Хотите чаю?

– Конечно, я очень замерз.

Главбух взяла электрический чайник с огромной чугунной батареи.

– Наливайте, он только что вскипел.

– Вам не страшно приводить сюда дочку? – поинтересовался я.

– Она практически выросла здесь.

– А как ее зовут?

– Улита.

– Странное имя.

– Что ж в нем странного? Обычное русское имя, – удивилась Марья Павловна. – Будете сахар?

– Нет, спасибо. Говорят, здесь геопатогенная зона.

– Что вы, я всю жизнь проработала на этом заводе!

И никаких проблем со здоровьем! Вот возьмите. – Главбух протянула мне яблоко с блестящими, будто восковыми, боками.

– Нет, спасибо, я только попью.

– Как вам наш завод?

– Вы знаете, я восхищен им. Анклав советской техносферы! Все уникально. Будь я миллионером, открыл бы здесь индустриальный заповедник.

– Ну что вы! Представьте, какие нужны средства! Легче заставить все это заработать.

– А я представляю себе рекламную кампанию «Руины как национальное достояние!». Нет, ваш завод определенно идеален. Но мне пора.

– Вы найдете дорогу назад?

– Да, конечно, – заверил я.

* * *

Солнце висело над проходной, когда я толкнулся в запертую дверь. Дверь не шелохнулась.

Осторожно постучал в зарешеченное окно. Проходная молчала. Между рамами билась крупная муха. Пахло влажным кирпичом и металлической стружкой.

У ворот стояла старуха в платье, мятом, как носовой платок. В вытянутых руках она держала кусок сырого мяса, а вокруг нее прыгала шелудивая собака, сверкая проплешинами.